Но дна не было, была лишь пустота – темнее ночи, и одиночество – страшнее изгнания.
Лицо Ван Сяоши оставалось таким же, как раньше, а черты еще хранили тепло улыбки. Когда-то Лун Байхуа спрашивал себя: «Что смешного?» – когда видел, как смеется Ван Сяоши порой над самыми странными вещами и в самых безвыходных ситуациях. А сейчас он ждал, чтобы произошло что-нибудь смешное, пускай и глупое, желая снова согреться в этих лучах. Но даже солнце иной раз становится холоднее северных звезд.
Они ели в таверне, потому что Лун Байхуа, встретив Ван Сяоши впервые за долгое время, решил угостить его хорошей едой, соврав, что сам собирался обедать. Он смотрел на огрубевшую кожу его пальцев, на зашитую прореху на рукаве, спрятанную в складках ткани, на осунувшееся до острых скул лицо, но не мог не радоваться хотя бы тому, что он жив.
Он замечал радость, с которой Ван Сяоши говорил о свадьбе своего соученика Фа Шэньхао, спасенного им от смерти до войны. Лун Байхуа без конца мысленно спрашивал: что с тобой? Невозможно было избавиться от чувства, что эта мимолетная встреча пройдет и впереди будут ждать еще годы разлуки. Но пока… пока Ван Сяоши сидел напротив, отшучивался в ответ на любой серьезный вопрос и избегал лишних тем.
Лун Байхуа был рад его видеть. Рад до болезненной горечи, которой захлебывалось колотящееся в груди сердце, но с виду оставался таким же спокойным, как и всегда, просто не зная, как вести себя иначе.
Его странная, редкая до встреч дружба с отшельником вызывала осуждение, но пугало вовсе не это. Привлекая к Ван Сяоши лишнее внимание, он ставил его под угрозу. И как разрешить этот конфликт между миром и одним-единственным человеком, Лун Байхуа не знал.
Лун Байхуа был для Ван Сяоши ярким напоминанием о том, чего у него никогда больше не будет. Впервые встретив его, он радовался, что нашел равного по силе человека, с которым соперничество окажется таким острым и интересным. Теперь же он мог лишь изо всех сил скрывать то, что больше не имел права стоять подле него на одном уровне. Та жизнь осталась в прошлом. Он отказался от нее добровольно, и Лун Байхуа только лишний раз заставлял его скрыто, мимолетно жалеть о том, о чем он обещал, что никогда не пожалеет.
В месте, где он жил, никогда не бывали люди. Здесь сложно было вырастить хотя бы что-то, чтобы выжить, но он все равно пытался, цепляясь за жалкое существование отступника, презираемого всеми.
Лун Байхуа в этом лесу казался ярким пятном, как небожитель в белоснежных одеяниях, сошедший на проклятую навеки землю.
У Ван Сяоши было много дел. Ему некогда было предаваться унынию и думать о своей участи. Хотелось лишь поболтать немного с Лун Байхуа и отпустить его с миром – еще на год, десять, а может – долгую жизнь, которую этот человек точно должен был прожить достойно. Ван Сяоши же был окружен смертью и давно не искал дорогу назад.
В нем была пустота. Полое пространство из одиночества и тоски в клетке ребер, некогда наполненное ярким теплом до краев. Сейчас там осталось лишь сердце, которое едва не выскочило из груди, когда Лун Байхуа предложил ему заветную подвеску. Ван Сяоши отпрянул от него, оттолкнув его ладонь быстрее, чем подумал, почему это делает.
В голове мелькнула лишь одна мысль – что, если он окажется под ударом? Что, если Ван Сяоши вновь станет причиной чьих-то страданий, как тьма чернее черного, пропасть без дна, пожирающая все светлое и живое?
Им больше нечем было поделиться. Они не могли научить друг друга чему-то, не могли даже нормально поговорить, потому что стена, выстроенная между ними судьбой, была выше самых величественных гор, царапавших вершинами небо.
Ван Сяоши знал об этом, прощаясь с ним у грани света и сумеречных земель, в которых жил. Он испытал облегчение, когда Лун Байхуа ушел. Так будет лучше для них обоих. Он напевал веселую песенку по пути назад, гоня от себя мысли о том, свидятся ли они снова.
Нет. Нет, он больше не придет.
Так правильно.
А боль… что в ней было, чего Ван Сяоши о ней не знал? Стоило ли ее бояться, если она пропитала эту стылую почву под ногами до самых глубин?
Нужно достойно принимать последствия своего выбора.
Даже если у тебя его никогда и не было.
Ван Цин открыл глаза и ни черта не увидел, кроме темноты. Он не сразу понял, где находится, но стоило повернуть голову и рассмотреть арочный свод окна сбоку, тонкую светлую полосу на горизонте поверх верхушек деревьев, вернулись и воспоминания о проведенном дне с Лун Анем.
Он привстал, упираясь руками в подушки, на которых они уснули, хоть он и не мог точно воспроизвести в памяти этот момент. С плеча сползла куртка Лун Аня. Ван Цин поежился, пытаясь прийти в себя, но забыл, о чем думал, когда услышал рядом тихий, но полный отчаяния стон.
– Лун Ань, – прошептал он, поворачиваясь к нему. – Лун Ань!
Лун Ань лежал на боку, свернувшись и уткнувшись лбом в собственные запястья, как ребенок, которому снится кошмар. Волосы закрывали половину его лица, и Ван Цин убрал их ладонью. Его кожа на ощупь показалась ледяной.
– Лун Ань!