Тысяча эпох. Искупление

Некогда добрая и немногословная девушка, слабая здоровьем и духовной силой, лишилась разума. Она едва не свернула шею своему новорожденному сыну. Чтобы спасти ребенка и ее душу, Ван Сяоши пришлось убить ее собственными руками. Мальчик был почти мертв, но Ван Сяоши выкрал его из дома Фа и излечил в юго-западном лесу. Обезумевший от горя из-за гибели любимой и искалеченной запретными техниками души сына Фа Шэньхао преследовал его, чтобы убить.

Лун Байхуа пытался встать на пути у разъяренного Фа Шэньхао. Ван Сяоши почти не сопротивлялся, и тот убил бы его безоружного, если бы Лун Байхуа не помешал ему. Он хотел спрятать Ван Сяоши, скрыть от чужих глаз навсегда. Его никогда и никто не поймет. Этот мир так привык делить все на белое и черное, что не может и помыслить, что в черном может оказаться больше света, чем тьмы.

Лун Байхуа убил бы Фа Шэньхао, если бы Ван Сяоши не кричал ему «Не смей!» снова и снова, истекая кровью и прижимая к себе сына убитой Минлэй.

Это больше не имеет значения. Лун Байхуа, когда их все же нашли, заставляли покаяться перед старейшинами, но он стоял на своем, защищая Ван Сяоши. Сделать это нужно было давным-давно. И теперь он здесь лишь для того, чтобы принять свое наказание.

Наказание за поступок, о котором не может сожалеть настолько, насколько должен.

Когда Старейшины объявляли ему приговор, брат как мог пытался сдерживать свое отчаяние, но Лун Байхуа слишком хорошо его знал. Он видел слезы в его глазах. Лун Чэнь пытался заступаться за него, умолял Старейшин, и Лун Байхуа бесконечно жаль, что ему приходится брать на себя эту ношу. Он больше переживает за то, что будет чувствовать брат, глядя, как ему отсекают руку, чем за боль, что предстоит испытать.

Принимая наказание за отступничество, он не отречется от решения разделить с Ван Сяоши его горькую участь.

– Байхуа?

К нему приближается Лун Чэнь. Лун Байхуа слышит его шаги. Он склоняет голову, поднимается на ноги и поворачивается к брату.

– Я готов понести наказание.

Он не видит лица Лун Чэня, но знает, что, если посмотрит на него, встретит боль в его глазах. Ему жаль, что он причиняет ее самому близкому и родному человеку.

И жаль, что после наказания он не сможет сразу вернуться в юго-западные леса, чтобы проверить, как Ван Сяоши. Его тело просто не выдержит этого.

Он идет вместе с братом, стараясь не хромать от полученных в битве с Фа Шэньхао ран, которые еще не успели зажить. Все уже собрались для наказания, и Лун Байхуа покорно опускается на колени перед Старейшиной. У того в руках длинная сабля. Так легче – держаться за правила, которые всегда непоколебимы. Лун Байхуа знает это, потому что сам всегда так поступал. Но больше не может. Его вера в запреты и постулаты рухнула с высоты и разлетелась вдребезги вместе с сосудом из Храма Пяти Сокровищ в ту ночь, когда он впервые встретил Ван Сяоши.

– Правило совета Старейшин гласит: «Следуй праведным путем, и да пребудет этот путь в веках». Лун Байхуа, ты признаешь, что нарушил это правило?

– Признаю, – отвечает Лун Байхуа.

– И ты готов понести за это наказание?

– Да, готов.

Его не стали просить снять верхние одеяния. Отдали дань уважения семье Лун.

– Ты принимаешь наказание за то, что поднял меч на благородного мужа Фа Шэньхао?

– Принимаю.

Старейшина заносит над ним острое лезвие.

– Ты принимаешь наказание за содействие отступнику, посмевшему использовать запретные техники?

– Принимаю.

Перед глазами на мгновение темнеет.

Принимаю. Принимаю. Принимаю.

Все последствия деяний – принимаю. Это было его решение. Он не жалеет об этом сейчас – не пожалеет и после. Лезвие рассекает воздух. Лун Байхуа слышит, как с болезненным сдавленным стоном выдыхает Лун Чэнь. Кровь льется рекой.

Сознание уплывает, и мир меркнет, растворяясь в боли. В какой-то момент, кроме нее, не остается больше ничего.

Время становится подобно липкой смоле. Оно то превращается в мутный поток, как горный ручей после ливня, то замедляется, словно стоячая вода в озере. Лун Байхуа приходит в себя лишь на короткие мгновения, но затем снова проваливается в небытие от сокрушительной боли, которую его разум не может вынести. Иногда он видит свою мать. Она улыбается. На ней белые, как снег, одежды, и она не носит поясную подвеску с драконом, как все лучшие ученики клана, а дает ее поиграть своему сыну, хоть это и против правил. Лун Байхуа зовет ее, но она не отвечает. Порой он видит брата и погибшую сестру, и ему сложно отличить сны от реальности. Лун Шуантао то говорит что-то, то безмолвно плачет, низко опустив голову. Когда она приходит во снах, становится легче, но Лун Байхуа не может произнести ни слова.

Боль перестает так мучить его, лишь когда подсознание оказывается к нему милосердно, и он видит Ван Сяоши. Он такой же, как и раньше: с улыбкой на губах, блеском в глубоких глазах, и от солнечных лучей его волосы отливают темной бронзой. Лун Байхуа наблюдает за ним из окна гостевых покоев и не может вспомнить фразу, которую прочел только что в фолианте уже в пятый раз.