Тысяча и один день Никиты Сергеевича

В общем, спорили долго. Но рассудил маршал Малиновский, который принял соломоново решение. Во-первых, он приказал считать неопознанный объект американским самолетом-шпионом, а во-вторых, доложить об инциденте Хрущеву, указав на необходимость выделения дополнительных средств на развитие истребительной авиации и зенитно-ракетных комплексов.

Когда Хрущев узнал о случившемся, он страшно рассердился, решив, что это дело рук Туайнинга, с которым несколько дней назад пил за мир и дружбу. Крепко запала ему в душу обида. В сердцах назвал американского генерала свиньей, которая где жрет, там и…

Да и было отчего рассердиться. Американские шпионы спокойно летают над Москвой, а военные спорят, что это — самолет или стрекоза. Самолюбие Хрущева было сильно уязвлено. В советской системе обороны образовалась брешь, причем зияющая.

Положение рассматривалось на Президиуме. В отличие от заседания у министра обороны там споров не было. Все восприняли американский полет как сигнал тревоги. Решение было единогласным — нажать на развитие зенитно-ракетной и истребительной авиации, а американцам сделать решительный протест.

По войскам был отдан приказ: нести боевое дежурство со снаряженными боевыми частями и ракетами, заправленными топливом.

10 июля 1956 года подтянутый и строгий, больше похожий на военного, чем на дипломата, советский посол в США Г. Н. Зарубин вручил протест Джону Фостеру Даллесу по поводу «пиратского» полета самолета ВВС США над суверенной территорией Советского Союза. «Кто послал этот самолет в советское воздушное пространство?» — грозно вопрошала нота. И сама же отвечала: «Реакционные круги, враждебные делу мира».

Не дожидаясь ответа, Зарубин по-военному круто повернулся и, печатая шаг, вышел из кабинета Даллеса. Пресс-секретарь госдепартамента, когда его спросили о самолете-нарушителе, удивленно пожал плечами: нам абсолютно ничего не известно. А другой чиновник из госдепартамента сказал с ухмылкой:

— Если американские самолеты проникают так далеко в глубь советской территории и остаются там столь долго, почему советские истребители не сбивают их?

Это был как раз тот самый вопрос, которого боялся Хрущев. Поэтому в дальнейшем только еще два раза делались протесты по поводу полетов У-2. А потом решили — лучше не позориться и молчать.

Но главный ответ готовился не по дипломатической линии. В феврале 1956 года, когда У-2 еще только снаряжался к полету, на полигоне Тюра-Там в безжизненной пустыне, где ртутный столбик термометра упал до 31 градуса по Цельсию, прошли испытания нового зенитно-ракетного комплекса С-75, получившего на Западе название «САМ-2 Гайдлайн». Это была огромная одиннадцатиметровая стреловидная двухступенчатая ракета. На огромной высоте она поразила движущуюся с большой скоростью цель.

Маршал Бирюзов поздравил конструктора П. Д. Грушина:

— Результаты отличные. Дальность стрельбы до тридцати километров, поражение цели на высоте до двадцати двух километров.

А пока Биссел мог с гордостью показывать президенту первые снимки, сделанные с У-2. Хорошо были видны Кремль, московские улицы, Зимний дворец в Ленинграде. Качество фотографий было превосходным. И президент одобрительно отозвался о проведенном полете. Но, когда Аллен Даллес попросил разрешения продолжать полеты, Эйзенхауэр решительно отказал:

— План каждого будущего полета должен представляться на утверждение в Овальный кабинет.

В 1958 году полеты У-2 над Советским Союзом продолжались, разумеется, каждый раз с разрешения президента США.

Бывший командующий корпусом ПВО Туркестанского военного округа генерал-полковник Юрий Вотинцев вспоминает, что в начале 1959 года радиолокационные станции обнаружили самолет на высоте 20 километров. На перехват его был послан МиГ-19. Хотя потолок его был 15,5 тысяч метров, опытный летчик сумел разогнать свой МиГ и поднялся на 17,5 тысяч метров. Доложил, что видит над собой в 3–4 километрах самолет. Но на такой высоте его истребитель продержался несколько секунд, а затем стал сваливаться вниз, и цель, естественно, потерял.

Когда МиГ приземлился, рассказывал генерал, летчик нарисовал самолет, который видел над собой. Крестообразная машина с большими крыльями и маленькими закрылками. Об этом сообщили в Москву в Главный штаб ПВО. Оттуда вскоре прибыл с группой специалистов командующий истребительной авиацией генерал-полковник Евгений Савицкий. Прибывшие долго беседовали с летчиком. Но итог работы комиссии был обескураживающим — рассказ пилота, поднявшегося на перехват цели-невидимки, был просто поставлен под сомнение.

Савицкий заявил:

— Летчик выдумал, что наблюдал цель. Просто отличиться захотел, заработать награду.

Генерал Вотинцев говорит, что у комиссии была твердая уверенность, что такого самолета, который мог бы несколько часов держаться на высоте 20 тысяч метров, не существует.