Тысяча и один день Никиты Сергеевича

… На Красной площади в Москве царил праздник. Ласково пригревало солнце, и улицы столицы были заполнены толпами ликующих людей — это был один из самых любимых праздников.

На трибуне Мавзолея стояли улыбающиеся Хрущев, Ворошилов, Косыгин, Микоян и другие руководители партии и правительства. Вместе с ними почетный гость из ГДР Отто Гротеволь.

Начался военный парад. Суровый и тучный министр обороны Малиновский прокричал властным голосом, усиленным через динамики, речь, в которой говорилось, что влиятельные американские круги не отказались от пресловутой политики «с позиции силы». Всевозможными путями они противодействуют оздоровлению отношений между государствами. В этих условиях СССР ничего не остается, как заботиться об оснащении войск современным вооружением, совершенствовать воинское мастерство. И как бы в подтверждение его слов на Красную площадь выползли тяжелые ракеты.

Их сменила демонстрация трудящихся. С первого взгляда могло показаться, что люди идут по площади огромной ликующей толпой. Но, приглядевшись, легко было заметить, что движутся они стройными колоннами по шесть человек в ряд, отделенные друг от друга сплошными цепочками людей в штатском. Над колоннами реяли портреты вождей и транспаранты с лозунгами. В них провозглашалось многообразие политических задач дня:

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» «Больше удобрений для сельского хозяйства!» «Требуйте скорейшего заключения Германского мирного договора!»

«Боритесь за полное окончание „холодной войны“ и ослабление международной напряженности!»

В этот момент на трибуну Мавзолея поднялся главнокомандующий противовоздушной обороной страны маршал Бирюзов. Многие обратили тогда внимание — маршал был не в парадной, а полевой форме. Он подошел сзади к Хрущеву и стал шептать на ухо:

— Самолет сбит. Летчик взят в плен и сейчас допрашивается. Мы разместили наши средства ПВО в шахматном порядке так, чтобы У-2 проходил от одной установки к другой. Когда он попал в радиус действия одной из них, были выпущены две ракеты. Самолет был сбит первой. Вторая была выпущена для страховки, чтобы быть уверенными, что нарушитель не уйдет.

Хрущев сдернул с головы свою серую шляпу и, широко улыбаясь, стал ею размахивать. Потом пожал маршалу руку и поблагодарил за прекрасную новость.

Юлия Хрущева вспоминает:

— Зная, как отец был раздражен, я все время наблюдала за ним. С трибуны наискось мне были видны только часть лица и шляпа. Неожиданно его лицо закрыла военная фуражка — я думала, что это маршал Малиновский ему что-то докладывает. Но, хотя микрофон был включен, не было слышно, что он говорит. Зато вся площадь услышала торжествующий возглас отца: «Молодцы!!!»

После парада вся большая семья Хрущевых поехала на дачу обедать. Его зять Н. П. Шмелев потом рассказывал, что Хрущев был сильно возбужден.

— Он был какой-то взвинченный. Уселся за праздничный стол и все повторял: «Утром сбили американский самолет под Свердловском. Вот и хорошо — теперь уж Эйзенхауэр точно не приедет».

А президент США Дуайт Эйзенхауэр в это время крепко спал в своей загородной резиденции.

Накануне он отдыхал и полностью отключился от текущих дел. После обеда немного вздремнул. Потом пошел ловить рыбу в одном из горных ручьев. Рыбалка оказалась на редкость удачной: президент поймал тридцать форелей!

Пребывая по этому поводу в прекрасном расположении духа, поужинал вечером в семейном кругу и потом допоздна смотрел новый американский фильм «Апрельские дождики».

Проснувшись, пошел бродить один по горным тропинкам, потом сыграл несколько лунок в гольф. Когда же приступил к своему любимому занятию — стрельбе по тарелочкам, — к нему подошел адъютант и передал трубку переносного телефона. Звонил его помощник генерал Эндрю Гудпастер, который коротко доложил:

— Один из разведывательных самолетов, совершавших запланированный полет, просрочил все сроки с возвращением и, очевидно, пропал.

Эйзенхауэр внимательно посмотрел на адъютанта своими большими, несколько навыкате, глазами и сказал:

— Если этот самолет разбился в России, нужно ждать бури.

… В Москве Пауэрса сразу же отвезли на Лубянку. Была ночь, облицованное серым гранитом мощное здание КГБ мрачно возвышалось над окружающими домами. Там Пауэрса переодели в обычный костюм и сразу же повели на допрос. Он сидел в торце длинного стола, вдоль которого, судя по погонам, разместились высокие чины из КГБ и ГРУ.

— Фамилия? Национальность? Звание? С каким заданием были направлены в Советский Союз? — Вопросы сыпались один за другим.

Пауэрс не стал запираться. Если русские спросят его о том, что они уже сами наверняка знают, например маршрут полета, он будет говорить правду, а там видно будет. Пока же он решил прикинуться простым летчиком, которого наняли совершить этот полет. Он ничего не знает потому, что в его обязанности входило только нажимать кнопки.