Тысяча и один день Никиты Сергеевича

Эйзенхауэр стал жаловаться, что Хрущев передал свой ультиматум не ему, а де Голлю и Макмиллану, но претензии предъявляет Соединенным Штатам. Почему он не обращается прямо к президенту?

— Конечно, — говорил президент, — история с У-2 страдает отсутствием вкуса и можно не соглашаться с тем, как она проводилась. Но я решился на этот шаг, потому что у США были трудности с разведданными. Но ни при каких обстоятельствах я не приду на встречу завтра с поднятыми руками и не стану клясться, что никогда больше мы не будем заниматься шпионажем. Я не собираюсь связывать руки правительству Соединенных Штатов на вечные времена ради единственной цели — спасения этой конференции.

Что же делать?

Макмиллан сказал, что положение требует предпринять что-нибудь для снятия напряженности. Возможно, Хрущев так непреклонен потому, что сам связан по рукам ястребами в Кремле. Тут все согласились, что его заявление, переданное де Голлю и Макмиллану, по всей видимости, было тщательно подготовлено в Москве. Но зачем тогда Хрущев вообще приехал в Париж?

Теперь беседа сконцентрировалась на том, что должен ответить Эйзенхауэр Хрущеву, если тот выступит утром с резким и агрессивным заявлением. Де Голль пожал плечами и бросил:

— Скажите ему — все занимаются шпионажем, и они в Советском Союзе тоже. Разумеется, вы не можете извиниться, но должны решить, как собираетесь уладить это дело. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы быть полезным, но не смогу открыто занять вашу сторону.

После долгой дискуссии все согласились, что поскольку обвинения Хрущева направлены против США, то председатель (президент де Голль) завтра утром начнет заседание с того, что предоставит слово Эйзенхауэру.

В общем, как записал Макмиллан в своем дневнике: «Французская точка зрения цинична, хотя и логична: с конференцией покончено. Американцы испытывают некоторые надежды и думают, что со стороны русских это в основном угрозы. Англичане считают, что конференция может быть спасена, если президент займет разумную линию и возьмет на себя обязательство не проводить больше полетов У-2».

Вечер 15 мая был тревожным. Хрущев ужинал в посольстве в окружении своей преданной свиты. Он все еще ждал, что Эйзенхауэр позвонит ему и предложит встречу. Но время клонилось к ночи, а звонка не было. Теперь Никиту Сергеевича интересовало только одно, что делают его «друзья» — Эйзенхауэр, Макмиллан и де Голль. Поэтому и дипломаты, и разведчики, как гончие псы, рыскали по Парижу. Конечно, они засекли все передвижения западных лидеров и их встречу в Елисейском дворце. Это было не такое уж трудное дело, о ней говорил весь Париж. Но вот что там обсуждалось и о чем договорились?

То ли у наших служб были хорошие контакты во французской столице, то ли логическим путем вычислили они возможные позиции западных лидеров, что в общем было не так уж сложно сделать, только информация, которую они докладывали Хрущеву, действительно была близка к тому, что происходило в Елисейском дворце и на рю де Иена. Поэтому Хрущев мрачнел и все больше укреплялся во мнении устроить завтра Западу форменный разнос.

Неожиданно предложил:

— А чтобы попугать их, давайте отодвинем на час начало завтрашней встречи. И шептаться мне с ними с глазу на глаз не о чем. Пусть вместе со мной поедут во дворец Малиновский и Громыко.

А в это время — было уже 8 часов 20 минут вечера — Эйзенхауэр спустился вниз в роскошные представительские помещения американского посла, который давал обед в его честь. Президент был в смокинге, и по его желанию все гости тоже надели этот, по выражению Хрущева, буржуазный наряд, а дамы — длинные вечерние платья. На обеде присутствовал и британский премьер Макмиллан. Ожидалось, что после обеда они уединятся и вдвоем еще раз попытаются найти выход из тупика. Но в 10 часов 15 минут президент сказал, что уже поздно, и пошел спать.

После полуночи команда из Парижа подняла американские вооруженные силы по боевой тревоге. По всему миру солдаты, моряки и летчики заняли свои боевые места. Объявление по обычному радио вблизи базы ВВС в местечке Лоури (штат Денвер) перепугало население: «Всем боевым летчикам Ф-101 и боевым летчикам Ф-102 — тревога третьей ступени! Горячий пирог-1 и горячий пирог-6 — собраться в Лоури немедленно».

В Вашингтоне репортеры пытались узнать, что случилось: не хотят ли генералы захватить власть, пока президент в Париже? А может быть, конфликт между Эйзенхауэром и Хрущевым поставил мир на грань войны? Будучи неподготовленным, пресс-бюро Пентагона не могло сказать ничего вразумительного.

Только позднее было объявлено, что проводятся военные учения. «Выбор времени для учения по замыслу был в том же ключе, что и посылка У-2 на его гиблую миссию за две недели до саммита», — писал Уолтер Липпман. И он был прав — здравым смыслом здесь не пахло.

16 мая, понедельник. Практически все главные герои этой драмы встали довольно рано в тот понедельник.