Тысяча и одна ночь (СИ)

    «Кто же теперь его будет кормить»? — задавал он себе вопрос, и не находя ответа – с горечью махал на всё рукой,

    — Эх!

    Но уже через минуту-другую, вновь воспрянув духом – Николай начинал воодушевлённо потирать ладони.

    Как ни как, а квартира и всё нажитое имущество – осталось ему, и теперь всё это можно было продать и пропить – никто и слова не скажет в упрёк.

    — Здо-ро-во-о! — протянул он голосом Никиты Михалкова.

    И вообще, Николай был не тот парень, кто станет морщиться над подобной безделицей – издавна привыкший жить одним днём, как-нибудь поживёт и вторым.

     А сейчас, нужно было как можно быстрее распродать мебель.  И срочно, не затягивая, отметить – проводы семейного счастья!

    — Сроч-но-о! — вновь получилось как то по Михалковски.

    — Ну а что ему ещё остаётся! — в порыве сострадания делился своим мнением, сосед по лестничной клетке Тимофей Забулдонов,  с такой же соседкой по клетке – Екатериной Закусевой.

    — Бедняга! — усердно кивала она головой, и даже обронила слезу на бетонный лестничный пол.

    Мебель же Николай решил пустить с аукциона, чтобы побыстрее. Церемониться было некогда – ибо уже не терпелось, сесть за праздничный стол.

9. Аукцион начинается.

    Всё так и случилось, хозяин расхаживал по квартире, и словно настоящий аукционист, бил ложкой, словно молоточком себе по лбу, во время всего не очень продолжительного торга – ибо имущества было не так уж и много.

    В квартире собралось народу – порядком человек десять, в основном соседи по подъезду.

    — Шкаф деревянный, ручной работы – со всем барахлом внутри, первоначальная цена – пол литры, — объявил Николай.

    — Литру даю, — произнёс Фёдор Безенчук из двенадцатой квартиры.

    — Продано! — радостно сообщил хозяин.

    — Пудреница фарфоровая! — тридцать пять копеек…

    — Да там пудры-то на два мазка осталось, ну разве что за десять возьму, — отозвалась Зося Тихоновна пышная дама с собачкой, снимавшая угол, в углу лестничной площадки.

    — Да ладно, забирай, за десять!

    Николай перевёл дух, и носовым платком смахнул пот с еле заметной лысины – продолжил:

    — Коврик, шестнадцатого века – работы византийских мастериц, с изображением Козла с бидончиком! Первоначальная цена один рубель!

    — Давай сюда! — отозвался Пётр Петрович Пеатровско-Адмиралтейский, бывший служитель Эрмитажа – уволенный оттуда ещё в начале семидесятых по тридцать третьей статье, с формулировкой – за честность и порядочность, — я тебе завтра,  пива на похмелку возьму.

    — Продано! — заключил Николай, воодушевлённый на удивление быстрой распродажей, нажитого. — Четыре стула из дворца!

    — А, почему из дворца? — тихо ахнул старичок со странными зелёными усами и в сером пиджаке, по виду, очень нервозного типажа.

    — Да идите вы к чёрту, Киса! Слушайте и не рыпайтесь! — одёрнул его представительный мужчина в фуражке и с шарфом на шее – стоящий рядом.

    «Этих не знаю, — подумал про себя Николай, — кто же они такие? Наверное, алкаши из соседнего общежития. Хотя, может быть, они из трамвайно-троллейбусного управления? Этого, в фуражке я кажется, где то видел. Но где? Где, я мог его видеть»?

    Слегка замешкавшись, аукционист продолжил:

    — И так, стулья из дворца, ореховые – восемьдесят рублей.

    Толпа оживилась, стулья это единственное что выглядело действительно  достойно в квартире Николая, да к тому же вещь нужная и вполне могли пригодиться в хозяйстве. Одно за другим последовали предложения:

    — Тридцать рублей даю!

    — Сорок!

    — Ящик пива! Двадцать пять бутылок!

    При слове – «пиво», у Николая потемнело в глазах, он еле-еле сдержал себя, чтобы не трахнуть ложкой по лбу. Понимая, что стулья – украденные им когда-то из Ленинской комнатки трамвайного парка – стоят куда дороже.

    — Что же вы не торгуетесь, товарищ Бендер? — постарался вмешаться в аукцион старичок с зелёными усами, обращаясь по всему, к мужчине в фуражке.

    — Киса, идите вон, — ответил тот, стиснув зубы.

    — Банка со спиртом, полтора литра! — последовало ещё одно конкретное предложение от гражданина по фамилии Непришейка-Рукавичку.

    При слове – «полтора литра», Николай едва не захлебнулся слюной – и уже начал отстукивать ложкой по голове.

     — Банка со спиртом, раз! Банка со спиртом, два, Банка со спиртом…

     И вот тут, гражданин в фуражке и с шарфом, выбросил вверх руку и негромко сказал:

     — Пять бутылок Сабониса… С прицепом!

    На Николая, это произвело колоссальное впечатление, он отбросил от себя всяческие сомнения на счёт банки со спиртом, и в долю секунды – что есть силы, трахнул себя полбу деревянной ложкой, соображая что – Сабонис это гораздо лучше.  И с криком:

    — Продано!

    Пустился в пляс. А когда, жар торжества спал, Николай приподнял над головой, ту самую – ложку, и произнёс:

    — Ложка деревянная, большого размера! Тоже не хреновая! Так отдаю…

    — Оставь себе, — посоветовала из толпы худенькая женщина со странной фамилией Иванова, — когда горе, хлебать начнёшь – она тебе, ой, как пригодиться.

    — Ничего! Ещё не всё потеряно, ещё не всё продано, — успокаивал себя Николай, — ничего!