И вот в одно утро среди других я сидел у ворот кагана торговцев семенами, и я увидал, что мимо едет какой-то молодой человек, самый красивый, какого только мне приходилось видеть, одетый в самые роскошные одежды, верхом на осле, на котором было великолепное красное седло. И когда этот молодой человек увидел меня, он поклонился мне, и я тоже, и из уважения к нему я поднялся. Тогда он вытащил платок, в котором было завернуто небольшое количество сезамового[9]
семени для образца, и сказал мне:— Сколько стоит ардеб[10]
этого сорта сезамового семени?И я отвечал:
— Это стоит по крайней мере сто драхм![11]
И он сказал мне:
— В таком случае возьми с собою людей, которые меряют семя, и иди прямо в каган Аль-Гауали, в околотке Баб-аль-Наср, там ты найдешь меня.
Потом он оставил меня и удалился, передав мне платок, в котором был образец сезамового семени.
Тогда я стал обходить торговцев, покупающих семя, и показывал им образец, который я оценил в сто драхм. И торговцы оценили его в сто двадцать драхм за ардеб. Тогда я обрадовался и взял с собой четырех мерщиков и пошел отыскивать молодого человека, который действительно дожидался меня в кагане. Лишь только он увидал меня, он подошел ко мне и провел меня к амбару, в котором находилось семя, и мерщики наполнили мешки и начали мерить семя, которого оказалось до пятидесяти мер, считая на ардебы.
И молодой человек сказал мне:
— Ты получишь свой куртаж[12]
в десять драхм с каждого ардеба, проданного за сто драхм. Но ты получишь и для меня все деньги и старательно сбережешь их до тех пор, пока я не потребую их от тебя. И так как вся стоимость достигает пяти тысяч драхм, ты удержишь в свою пользу пятьсот драхм, и для меня останется четыре тысячи пятьсот драхм. Что же касается меня, то, лишь только я закончу свои дела, я приду и потребую у тебя эти деньги.Тогда я отвечал ему:
— Да будет по твоему желанию! — и после этого поцеловал у него руки и удалился.
И в этот день я таким образом заработал тысячу драхм куртажа, пятьсот от продавца и пятьсот от покупателей, и я получил, таким образом, двадцать на сто, как это принято у египетских маклеров.
Что касается молодого человека, то в конце месяца он пришел, чтобы повидаться со мной, и сказал мне:
— Где мои драхмы?
И я тотчас же отвечал ему:
— В твоем распоряжении, о господин! Вот здесь они приготовлены, в этом мешке.
Но он сказал мне:
— Подержи их еще у себя некоторое время, пока я не приду опять потребовать их.
И он ушел, и опять был в отсутствии целый месяц, и возвратился, и сказал мне:
— Где мои драхмы?
Тогда я встал, поклонился ему и сказал:
— Они в твоем распоряжении. Вот они! — Потом я сказал ему: — Не пожелаешь ли ты теперь сделать честь моему дому, согласившись зайти в него откушать кусочек чего-нибудь вместе со мной?
Но он отказался и сказал:
— Что касается денег, то прошу тебя подержать их, пока я не возвращусь опять потребовать их от тебя после того, как я окончу некоторые весьма нужные дела.
И после этого он удалился. И я заботливо спрятал деньги, которые принадлежали ему, и начал дожидаться его возвращения. И в конце месяца он пришел и сказал мне:
— В этот вечер я приду опять потребовать деньги.
Тогда я взял деньги и держал их наготове; и я прождал до ночи, и потом прождал другие дни, но он вернулся только через месяц, в то время как я говорил себе: «Как этот юноша полон доверия! Во всей моей жизни, с тех пор как я стал маклером на каганах и базарах, я не видел подобного доверия».
И он опять пришел ко мне, и, как всегда, он был верхом на осле и в роскошных одеждах, и он был хорош, как полная луна, и лицо его сияло и было свежо, как будто он только что вышел из хаммама, и его лоб и розовые щеки были как блестящий цветок, и у уголка его губ была черная родинка, как будто капелька черной амбры, и он был подобен тому, о котором сказал поэт:
Когда я увидел его, я поцеловал у него руки и призвал на него все благословения Аллаха и сказал ему:
— О господин мой, надеюсь, что на этот раз ты потребуешь свои деньги!
И он отвечал мне:
— Потерпи еще немножко; когда я окончу свои дела, я приду опять спросить у тебя мои деньги.