Тогда Шаркан, окончательно изумленный, решился остановить молодую женщину и сказал ей:
— О госпожа моя, откажись, если хочешь, от борьбы со мной, но не уходи, ради Аллаха, и не оставляй меня здесь одного, ибо я чужестранец и человек с сердцем!
Тогда она улыбнулась и сказала:
— Чего же ты хочешь, о молодой чужестранец? Говори — и желание твое будет исполнено!
И он ответил:
— Могу ли я, о госпожа моя, побывав на земле твоей и упившись негою твоей прелести, удалиться отсюда, не изведав твоего гостеприимства! Посмотри, ведь я стал рабом среди рабов твоих!
И она ответила, подкрепляя слова свои улыбкой:
— Ты прав, молодой чужестранец, одно только жесткое, черствое сердце может отказать в гостеприимстве. И потому воспользуйся же моим гостеприимством, и я уделю тебе место в голове и глазах моих. Садись на свою лошадь и следуй за мною по берегу реки, — с этой минуты ты гость мой!
Тогда Шаркан преисполнился радости и, сев на свою лошадь, поехал рядом с молодой женщиной, которая шла в сопровождении своих рабынь. Наконец они прибыли к подъемному мосту, который был сделан из тополевого дерева, поднимался и опускался посредством цепей и был перекинут через реку как раз напротив главных дверей монастыря. Тут Шаркан слез с лошади, а молодая женщина позвала одну из своих прислужниц и сказала ей на греческом языке:
— Возьми эту лошадь и отведи ее в конюшню и распорядись, чтобы ей дали всего вволю.
Тогда Шаркан сказал молодой женщине:
— О царица красоты, отныне ты стала для меня вдвойне священна, — священна своей красотой и своим гостеприимством. Не согласишься ли ты теперь же, не входя в монастырь, поехать со мною в мусульманские страны, в город мой Багдад, где ты увидишь много удивительного и много славных воинов? Тогда ты узнаешь, кто я. Поедем, молодая христианка, поедем со мною в Багдад!
На эти слова Шаркана красавица сказала ему:
— Клянусь Мессией! Я думала, что ты более разумен, о молодой человек! Так, значит, ты хочешь похитить меня и отвезти в город Багдад, где я попаду к этому ужасному царю Омару аль-Неману, у которого есть триста шестьдесят наложниц, живущих в двенадцати дворцах, по числу дней и месяцев года! И в течение одной ночи в году я буду удовлетворять желания его, чтобы оказаться затем брошенной; и таким образом он будет издеваться над моей молодостью! О нет, эти нравы подходят только для вас, мусульман! Не говори мне больше об этом и не надейся убедить меня. Если бы ты был даже сам Шаркан, сын царя Омара аль-Немана, войска которого, как я знаю, находятся на нашей земле, то и тогда я не стала бы слушать тебя! Я знаю в самом деле, что десять тысяч багдадских всадников под предводительством Шаркана и визиря Дандана переходят в настоящее время границу нашей земли, чтобы соединиться с войсками царя Афридония из Константинии. Если бы я только захотела, я решилась бы одна пойти в лагерь их, чтобы собственной рукой убить Шаркана и визиря Дандана, ибо они враги наши. А теперь пойдем со мной, о чужестранец!
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Говорили мне, о царь благословенный, что молодая женщина сказала Шаркану, нимало не догадываясь о том, кто он был:
— А теперь пойдем со мной, о чужестранец!
И, услышав слова эти и узнав о той вражде, какую молодая женщина питала к нему, и к визирю Дандану, и ко всему его народу, Шаркан был чрезвычайно уязвлен. И конечно, если бы он только поддался своему первому гневному движению, он открылся бы ей и овладел бы ею, но его удержало от этого сознание, что он ее гость, а главное, — обаяние ее красоты; и он проговорил следующие строки:
Тогда она медленно пошла через подъемный мост, направляясь к монастырю. А Шаркан шел за нею и смотрел на нее сзади, наблюдая спину ее и роскошные бедра, которые опускались и поднимались, словно волны в море. И он пожалел о том, что визирь Дандан не был с ним и не мог наслаждаться зрелищем этой роскошной красоты. И он вспомнил следующие строки поэта, которые тут же прочел по памяти: