Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— О господин, и отец, и великий царь, ведь тебе известно, что старшая сестра моя Нур аль-Гуда готовит для меня праздник и ждет меня с живейшим нетерпением. И вот уже два года собираюсь я к ней и все не могу попасть, а теперь она имеет право быть недовольной мной. Но не бойся ничего, о отец мой! И вспомни, что несколько времени тому назад я совершила далекое путешествие с подругами, а ты думал, что я погибла, и уже оплакивал меня. А между тем я возвратилась благополучно и в добром здравии. Так и теперь я буду в отсутствии не более месяца и вернусь, если то будет угодно Аллаху. К тому же тебе нечего беспокоиться, я ведь не покину пределов нашего царства, а здесь, на наших островах, какого же врага можем мы опасаться? Кто мог бы добраться до островов Вак-Вак чрез Гору облаков, Голубую гору, Черную гору, семь долин, семь морей и Землю Белой Камфоры, тысячу раз не лишившись жизни во время пути? Прогони же тревогу, о отец мой, осуши глаза и успокой сердце свое!

Услышав такие слова дочери своей, царь джиннов, хотя и неохотно, согласился отпустить ее, но заставил пообещать, что она только несколько дней пробудет у сестры своей. И дал он ей конвой из тысячи амазонок и нежно обнял ее на прощание. И Сияние простилась с ним, и, поцеловав детей своих, о существовании которых никто и не подозревал, так как со дня прибытия своего она поручила их двум преданным ей невольницам и спрятала в верном месте, она последовала за старухой и за сестрами на остров, где царствовала Нур аль-Гуда.

Ожидая сестер, Нур аль-Гуда надела платье из красного шелка, украшенное золотыми птицами, глаза, клюв и когти которых были из рубинов и изумрудов; отягченная украшениями и драгоценными камнями, сидела она на троне в своей приемной зале. А перед нею стоял Гассан; по правую руку от царевны выстроились молодые девушки с обнаженными мечами, а по левую — другие девушки, с длинными и острыми копьями.

В эту-то минуту и явилась Мать Копий с шестью царевнами. Она попросила аудиенции и по приказанию царицы ввела сперва старшую из шести, которую звали Благородство Крови. На ней было голубое шелковое платье, и была она еще красивее Нур аль-Гуды. И приблизилась она к трону и поцеловала руку у сестры своей, которая встала в знак почтения, поцеловала ее и посадила рядом с собою. Потом, повернувшись к Гассану, она сказала ему:

— Не эта ли супруга твоя, о сын Адама?

И Гассан отвечал:

— Клянусь Аллахом, о госпожа моя, она дивно-прекрасна, как луна при своем восходе; волосы ее черны как уголь, щеки нежны, рот улыбается, грудь высока, связки ее тонки, оконечности прелестны; и в ее честь я скажу:

Она идет в одежде голубой,
Вся соткана как будто из лазури
Небес кристальных. На своих устах
Она несет нам улей, полный меда,
А на ланитах — сад роскошных роз.
На всем же теле — лепестки жасмина.
Ее увидев стройный, тонкий стан
И пышность бедер, вы принять могли бы
Ее за гибкий, гнущийся тростник,
Что погружен в песчаный холм зыбучий.

Такою вижу я ее, о госпожа моя! Но между ней и супругой моею есть различие, которое язык мой отказывается вымолвить!

Тогда Нур аль-Гуда знаком велела старухе ввести вторую сестру. И вошла девушка в платье абрикосового цвета. И была она еще прекраснее первой, и звали ее Счастье Дома. И, поцеловав ее, сестра посадила ее рядом с первой и спросила у Гассана, признает ли он в ней свою супругу.

И Гассан отвечал…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

ШЕСТЬСОТ ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И спросила у Гассана, признает ли он в ней свою супругу. И Гассан отвечал:

— О госпожа моя, эта похищает рассудок у тех, кто на нее смотрит, и приковывает сердца тех, кто приближается к ней; и вот какие она внушает стихи:

Луна весны средь зимней грустной ночи
Не так прекрасна, как приход твой, дева!
До пят спустились змеи черных кос,
И тьма кудрей чело твое венчает,
И я невольно говорю тебе:
«Ночною тьмой зарю ты омрачила!»
Ты ж говоришь: «О нет! Я только тучка,
Что закрывает ясную луну».

Такою вижу ее, о госпожа моя! Но между ней и супругой моей есть различие, описать которое бессилен язык мой.

Тогда Нур аль-Гуда сделала знак Матери Копий, и та ввела третью сестру. И вошла девушка в платье из шелка цвета граната, и была она еще прекраснее двух первых, и звали ее Ночная Луна. И, поцеловав ее, сестра посадила ее рядом с предыдущей и спросила Гассана, узнает ли он в ней свою супругу.

И Гассан ответил: