Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И вдруг я увидел в углу, у входа во вторую залу, небрежно брошенные в кучу все великолепные материи, которые я продал старухе. И тотчас же в залу вошли две молодые девушки, словно две луны, и каждая из них держала в руке ведро с розовой водой. И они поставили эти ведра на плиты из белого мрамора и, подойдя к груде драгоценных тканей, взяли наудачу кусок и разорвали его пополам, как будто это была кухонная тряпка. Потом каждая из них направилась к своему ведру и, засучив рукава по самые плечи, погрузила кусок драгоценной ткани в розовую воду и принялась мыть плиты пола и затем вытирать их другими кусками моих драгоценных материй, и, наконец, они стали натирать их до блеска оставшимися кусками, из которых каждый стоил пятьсот динаров. И когда эти молодые девушки закончили свою работу и мрамор сделался как серебро, они покрыли пол тканями такой красоты, что, даже если бы я продал всю свою лавку, вряд ли бы выручил сумму, необходимую для приобретения наименее богатой из них. И поверх этих тканей они разложили ковер из шерсти мускусных коз[16] и подушки, набитые страусовыми перьями. И потом они принесли пятьдесят ковриков из золотой парчи и расположили их в правильном порядке вокруг ковра, положенного посредине; затем они ушли.

И вот пара за парой начали входить молодые девушки, держась за руки, и, входя, становились они рядами, каждая против одного из парчовых ковриков; и когда они, все пятьдесят, очутились в зале, то оказалось, что все они стоят в стройном порядке, каждая перед своим ковриком.

И вот под балдахином, несомым десятью лунами красоты, у входа в залу появилась молодая девушка, столь ослепительная в белизне своей и сиянии черных глаз своих, что мои глаза закрылись сами собою. И когда я опять открыл их, я увидел перед собой старуху, мою проводницу; она пригласила меня следовать за нею, чтобы она могла представить меня молодой девушке, которая уже успела в это время небрежно разлечься на большом ковре, среди пятидесяти девушек, стоявших на ковриках из золотой парчи. И я не без опасения, видя себя мишенью взоров пятидесяти и одной пары черных глаз, сказал себе: «Нет могущества и убежища, кроме Аллаха Блаженного и Всевышнего! Очевидно, все они желают моей смерти».

И вот когда я предстал между рук царственной девушки, она улыбнулась мне и пригласила сесть рядом с нею на ковер. И я, крайне смущенный и в полном замешательстве, сел возле нее из повиновения, и она сказала мне:

— О молодой человек, что можешь ты сказать обо мне и о красоте моей? И не думаешь ли ты, что я могла бы быть твоей женой?

И при этих словах я, удивленный до пределов удивления, отвечал ей:

— О госпожа моя, могу ли я осмелиться считать себя достойным такой милости?! Поистине, я не заслуживаю большего, как только быть твоим рабом или, еще того менее, распростертым между рук твоих!

Но она возразила:

— Нет, клянусь Аллахом, о молодой человек, мои слова не заключают в себе никакого обмана, и нет ничего уклончивого на моем языке, который совершенно искренен. Отвечай же и ты мне с той же искренностью и отгони от души своей всякий страх, потому что сердце мое до краев наполнено любовью к тебе!

При этих словах, о господин мой султан, я понял и не мог уже более сомневаться, что молодая девушка действительно хочет вступить со мной в брак, но я никак не мог догадаться, почему это она выбрала меня среди десятков тысяч других молодых людей и откуда она меня знает. И наконец я сказал себе: «О такой-то, неизвестное имеет уже то преимущество, что оно не стоит мучительных мыслей. Поэтому не старайся понять все это и предоставь наступающим событиям идти своим чередом».

И я отвечал:

— О госпожа моя, если ты говоришь мне это действительно не с целью посмешить на мой счет этих почтенных молодых девушек, следуй тогда поговорке: «Когда полоса покраснела, она готова для молота». Ибо я думаю, что сердце мое столь уже воспламенилось желанием, что пора осуществить наш союз. Но скажи мне, ради твоей жизни, что должен я принести тебе как приданое и выкуп?

И она отвечала, улыбаясь:

— Приданое и выкуп уже уплачены, и тебе нечего заботиться о них. — И она прибавила: — Так как это также и твое желание, я сейчас же пошлю разыскать кади и свидетелей, чтобы мы могли сочетаться без всяких проволочек.

И действительно, о господин мой, кади и свидетели не замедлили явиться. И они завязали узел по закону, и мы немедленно были обвенчаны.

И после этой церемонии все удалились. И я спросил себя: «О такой-то, бодрствуешь ты или грезишь?»