– Видишь ли, я знаю – если попаду в точку, то у тебя глаза дернутся. Как кролик скачет. Как те самые кролики. Которых, ты говорила, обдираешь. Ножичком. Ну да, когда живешь на ферме, приходится обдирать кроликов. Я знаю. И собираюсь ободрать своего кролика. Хорошо, давай я тогда скажу имя этого, как его, я с ним не знаком, но я знаю, что он сидел в тюрьме, и многое другое слыхал, такое, что даже не знаю, что и думать. Томас Макналти.
Он следил, следил за моим взглядом. Я велела своим глазам не двигаться.
– Ну а что ты скажешь про… конечно, первым делом я должен был бы назвать Розали Бугеро, но если ты дернешься при упоминании Розали, тогда я не знаю, что сделаю… Рождество отменю, не иначе. Ладно, а что ты скажешь насчет Джона Коула. Джона Коула? Глазки не дернулись? А я думаю, что должны бы. Может, у индейцев глаза устроены не так, как у белых. Не знаю.
Он с усилием поднялся на ноги и потер колено сквозь брюки.
– Ну ладно, как бы там ни было, приятно поговорить. Я сам теперь вижу, что ты умная. Надо полагать, я должен выразить соболезнования по случаю смерти твоего жениха.
– Он мне не жених. То есть он был моим женихом, но потом уже не был.
– Ну-ну. Должен сказать, девица, шериф Паркман склонен думать, что это ты совершила. А я не знаю, что думать.
Тут он пошел к Пег, которая пряталась – думала, что пряталась, – в кустах у стены дома. И заговорил с ней. Я не слышала слов, но видела, что с ней он говорит далеко не так дружелюбно, как со мной. Он угрожающе навис над ней и потрясал кулаком. Потом он ушел обратно в дом, кликнул своих людей, и они ускакали во внезапном саване серой пыли.
Я спросила Пег, что он ей говорил.
– Он сказал, что знает, кто я такая, и хотел бы меня отлупить, да только для этого слишком жарко. Так он сказал.
– Может, он думает, что это ты убила Джаса Джонски.
– Может, я и правда его убила. Потом он спросил, не ездила ли Винона Коул, то есть ты, прошлой ночью в город, а я сказала, что ты уснула вскоре после того, как стемнело. И это почти правда.
– Это правда. Ты была рядом со мной в постели.
– Ну да, это-то правда, но мы не все время спали.
– Не все время, это верно.
– Да-да, он и у нас то же самое спрашивал – где ты был в такой-то и такой-то час, а эта громогласная толпа ополченцев только молча смотрела, молчала и смотрела, черт бы их побрал, – сказал Томас Макналти. Он был мрачен и напуган, как курица, к которой подкрадывается голодная фермерша, чтобы свернуть ей шею.
Джон Коул, хоть и не совсем еще оправился, все равно бегал взад-вперед по гостиной, словно пытаясь обогнать свою тень.
Я знала, почему они так расстроены. Десять лет они охраняли меня и заботились обо мне. Даже когда Старлинг Карлтон украл меня для своих дел, Томас отправился за мной через все штаты, от Теннесси до Вайоминга. Мы покрывали сорок миль в день, а Томас ехал, может, самую чуточку медленней, да еще у нас была фора. Он нашел меня только в Вайоминге. Я думала о том, как он страдал, наверное, совершая такой долгий путь и даже не зная, найдет ли меня когда-нибудь. Сердце его по десять раз на дню колотилось при мысли о неудаче. А Джон Коул ждал дома, у Лайджа, и мог, наверно, решить, что Томас его подвел – ну то есть это сам Томас так думал, и змеиный яд этой мысли отравлял ему кровь. Очень долог был путь, и Томас преодолел его, ни разу не дрогнув в своей любви. Такова была мера Томаса Макналти. Но нельзя вечно сторожить своих детей. Однажды придет день, когда дитя уже само должно будет за собой смотреть. Я точно знала, что для меня этот день уже пришел и прошел. Верней верного. Теперь я видела только мýку на лице Томаса и напряженную походку Джона Коула, мерящего шагами гостиную. Их вид разил меня в самое сердце. Но они знали, что я в большой беде. Знали. Полковник Пэртон и им все сказал. Шериф Паркман не сомневался, что это я убила Джаса. Так он, полковник, повторял снова и снова, пока допрашивал их. Полковник, который, по всей видимости, избил Теннисона, только чтоб получить законную бумагу для налета на Зака Петри. Это более чем возможно. Жаль, что Теннисон не мог на него поглядеть и сказать нам точно. Похоже, полковнику так или иначе повезло.