Муж издал громкий вопль, от которого, казалось, содрогнулся весь дом. Сразу прибежали трое рабов. По его приказу рабы вытащили меня из постели и бросили на пол. Муж приказал одному сесть мне на грудь, другому держать голову, третьему обнажить меч. О повелитель правоверных, все трое выполнили его приказ беспрекословно.
Затем муж обратился к рабу с мечом:
– Разруби ее пополам, Саад! И пусть другие два раба отнесут половины в реку Тигр и скормят голодным рыбам. Таково будет ее наказание. И любой женщине, которая нарушит клятву и не выполнит моего наказа, я скажу так.
И он гневно проговорил:
И, сверкнув полными ненависти глазами, он повторил рабу приказание меня прикончить. Тот, поняв, что мой муж не шутит, склонился ко мне и спросил:
– Есть ли у тебя последнее желание? Ведь пришел час твоей смерти, госпожа.
– Вот мое последнее желание: отпустите меня, дайте мне поговорить с мужем, – попросила я.
Раб встал. Я подняла голову и поняла, что смерть моя близко; раньше я высоко держала голову, и участь моя была счастливее, чем у прочих, а теперь я обесчещена. Я зарыдала, обливаясь слезами. Мой муж взглянул на меня с гневом и отвращением:
Услышав это, я заплакала еще пуще и, подняв на него глаза, проговорила:
Глаза его запылали от гнева, словно мои слова ножами вонзились в его грудь, и он сказал:
Я молила о пощаде, но он прикрикнул на раба:
– Ну же, разруби ее пополам и избавь меня от нее, ибо не нужна мне ее никчемная жизнь.
Тут я потеряла всякую надежду выжить и увидела, что жизнь моя кончена, ибо сердце его обратилось в каменную крепость. Задрожав всем телом, я чуть не лишилась чувств, когда услышала звук шагов и голос старухи, прозвучавший, словно рев урагана. Она бросилась моему мужу в ноги, заплакала и взмолилась:
– Прости ее, сынок, не губи. Ради той груди, которая тебя вскормила, прошу тебя об этом – не ради этой никчемной женщины, а ради тебя самого, ибо убивающий неминуемо сам будет убит. Отпусти ее и прогони навсегда из своего дома и из своей жизни.
И она снова заплакала, умоляя его освободить меня. Наконец он смилостивился.
– Но я не дам ей уйти, не оставив на ее теле вечного клейма, – сказал он.
Он приказал рабам сорвать с меня одежду и сесть на меня сверху. Муж взял палку из айвового дерева и избил меня так, что я едва не умерла. После этого он велел рабам отнести меня под покровом ночи к моему дому и оставить под дверью.
Сестры заплакали, увидев меня. Сестра – хозяйка дома лечила меня мазями и снадобьями, но ничто не могло унять боль и исцелить шрамы на теле и в душе. Я пролежала в постели несколько месяцев и наконец оправилась, но тело мое осталось обезображено, как ты видишь, о повелитель правоверных.
Как-то раз я отважилась подойти к дому моего мужа. Но, увы, дом оказался разрушен, а переулок, в котором он стоял, превратился в мусорную кучу. В великой печали я вернулась домой и поклялась, что никогда больше не стану думать ни о нем, ни о каком другом мужчине.
Сегодня вечером, как и во все вечера, мои сестры, черные собаки, получили триста ударов плетью. И с каждым ударом мои старые раны открываются и начинают кровоточить, и я извиваюсь от боли, и сердце мое разрывается от муки.
Так и жила я затворницей с моими сестрами и двумя суками до сего дня, когда младшая сестра позволила носильщику доставившему наши покупки домой, поужинать с нами…
Такова моя история, о добрейший калиф.
Калиф пригласил избитую сестру сесть и вызвал закупщицу:
– Думаю, и тебе есть что рассказать… Я заметил, с какой обидой и горечью ты поешь. Я ведь не ошибаюсь? Расскажи, не потерпела ли и ты обиды от мужчины?
И третья сестра, закупщица, начала:
– О повелитель правоверных…
Рассказ закупщицы
О, повелитель правоверных… – начала она и замолчала, сняла шаль с плеч и накинула ее на голову. А потом тихо заплакала, утирая слезы краем шали. – О повелитель правоверных, с твоего разрешения я воздержусь и не стану рассказывать.