Тысяча огней

Нас встретил юноша с виду наверняка туарег, но его голову и лицо не покрывал традиционный лисам. Впоследствии мы узнали, что лисам он не носит, потому что ему всего десять лет. Между тем по телосложению и росту ему смело можно было бы дать все пятнадцать. Он подошел к нам и вежливо поздоровался. Мы столь же дружелюбно ответили на его приветствия; тогда он поклонился и сел на землю, поджав под. себя ноги. Мы тоже уселись на землю и завели неторопливый разговор. Юный туарег тут же с гордостью сообщил нам, что он учил французский язык в школе и даже умеет читать. Он младший брат вождя племени. Сам вождь вместе с двумя помощниками погнал стадо коз на водопой. Каждый туарег племени кель-азбен владеет небольшим стадом, которое пасет слуга-негр.

Мальчуган рассказывал обо всем свободно, безбоязненно, но мы чувствовали, что он опасается, как бы мы не попросили разрешения осмотреть лагерь: ведь в палатках наверняка сидят женщины.

Еще раньше мы заметили, как при нашем приближении чьи-то проворные руки, унизанные браслетами, мгновенно запахнули края палаток, чтобы не осталось ни малейшей щелки. Хотя мальчуган и не говорил об этом прямо, мы поняли, что лучше нам воздержаться от расспросов, и терпеливо сидели на земле, не делая никаких попыток проникнуть в лагерь.

Минут через двадцать вдали показалось трое туарегов на верблюдах-мехари. Пустив своих мехари в галоп, туареги неожиданно быстро добрались до вершины холма. Их белые одеяния, развеваясь на ветру, казались крыльями огромной летучей мыши.

Хотя наши машины и мы сами не остались незамеченными, туареги притворились, будто не видят нас. Осадив верблюдов, словно коней, на всем скаку, они спешились и скрылись в палатках, надежно защищающих их от солнца и нескромных взглядов чужеземцев.

Младший брат вождя (тем временем мы узнали, что его зовут Амир) оставил нас, чтобы официально сообщить вновь прибывшим о нашем визите.

Он вошел в самую большую палатку и вскоре вышел оттуда с одним из туарегов, должно быть вождем племени. По жестам мальчугана нетрудно было догадаться, что он объяснил брату: чужие люди даже не пытались заглянуть в палатки и сфотографировать их обитательниц без разрешения хозяев.

Очевидно, рассказ Амира произвел на аменокала благоприятное впечатление; он решительно направился к нам и, к нашему изумлению, весьма дружелюбно пожал каждому из нас руки.

В отличие от младшего брата, который, как и все его сверстники, в обязательном порядке изучает в школе французский, аменокал знает лишь свой родной язык. Амир уже в качестве импровизированного переводчика представляет нас друг другу. Теперь мы официально узнаем, что имеем честь беседовать с Ибн Мусой, аменокалом племени.

Затем нас познакомили с женами Мусы и двух других туарегов и угостили зеленым чаем.

Нам позволили сделать фотографии в обмен на разрешение погладить волосы фотографа — моей жены Лауры. Тут мы поняли, что ни один из туарегов, ни мужчина, ни женщина, не видели таких длинных гладких волос.

Мы уселись прямо на землю, а они на красные одеяла, положенные поверх шкур, расстеленных посреди палатки. Муса дал нам понять, что мы не можем сесть на это ложе: для него самого и жены оно своего рода священный амулет. От прикосновения чужеземцев это ложе-амулет может утратить свои чудодейственные свойства.

Завязалась откровенная долгая беседа, и вскоре между нами и туарегами установились самые дружеские отношения.

— Мы объяснили Мусе цель нашего путешествия и попросили разрешения следовать на машинах за племенем во время его переходов с одного пастбища на другое. Понятно, мы пообещали вождю и его людям соответствующее вознаграждение за помощь. Под вечер долгое рукопожатие скрепило достигнутое соглашение.

Ровно пятнадцать дней мы на двух машинах следовали за черными туарегами, которые неторопливо передвигались к северу по долинам Аира.

Борьба с духами зла

Путешествуя по пустыне с караваном туарегов, мы убедились, как действует на кочевников природа. Резкое изменение пейзажа — и бодро напевавший что-то туарег вдруг становится мрачным. Но стоит картине вновь измениться, и к туарегу возвращается прежнее веселое настроение. Нередко знакомые места навевают туарегу грустные воспоминания; тогда душа его исторгает печальную песню о несбывшихся надеждах и трагической любви.

Во время этих бесконечных переходов Муса ехал рядом с нами на своем мехари. Он то часами молчал, то принимался тихо, вполголоса что-то объяснять нам. Мы, разумеется, не поняли бы ни единого слова, если бы не его брат-переводчик. Каким-то шестым чувством Амир всегда угадывал, что нас может заинтересовать больше всего, и мгновенно превращался в превосходного толмача.

— Значит, вы хотите знать, о чем втайне беседуют между собой туареги? И что говорят о вас женщины? Амира очень забавляло, с каким жадным любопытством слушали мы его рассказы и как старательно записывали все на маленьких клочках бумаги.