Тысяча огней

Каменная, в староколониальном стиле, башня форта была единственным признаком жизни во всем районе между горами и пустыней. Так что слово «одиночество» в этих местах имеет весьма точное значение и не является поэтическим вымыслом.

Здесь, в форте, тоже не знали о целях нашей экспедиции. По официальной версии, мы приехали сюда, чтобы снять фильм о жизни и службе в гарнизоне. А пока нам оставалось только ждать удобного случая.

Первое впечатление таково, что против всяких ожиданий мы очутились отнюдь не в гарнизоне. «иностранного легиона». Все офицеры — старые «африканские волки», решившие любой ценой остаться здесь, даже если приходится служить под другим флагом.

Мысль о возвращении в Европу, об отставке пугает их больше, чем все тяготы, опасности и «унижения» службы. Подумать только, они, французские офицеры, недавние хозяева страны, вынуждены подчиняться черным, получать от них приказы, а то и взыскания! Но «африканская болезнь» заставляет их терпеть и покоряться. Куда более странным кажется присутствие солдат срочной службы, добровольно просивших назначить их в Экваториальную Африку. Чем объяснить, что молодые европейцы предпочли трудную службу в пустыне удобной жизни в цивилизованной стране? Сразу же напрашиваются всякие романтические версии — трагическая любовь, духовный кризис. Но вероятно, мотивы такого решения совершенно иные. Нам так и не удалось получить от молодых французов точного ответа. Они всячески избегали разговоров на эту щекотливую тему.

Мне почему-то вспомнились разведчики нефти из лагеря «Коронада» в столь же пустынном районе Туниса Шотт Эль-Джерид.

Бросается в глаза большая разница между этими двумя группами. В лагере разведчиков нефти царили оживление, шум и даже веселье. Там люди надеялись открыть залежи нефти, у них была своя цель. А здесь, в форте, царит тишина: французы-добровольцы исправно несут свою нелегкую службу по охране границы, но у них нет никаких целей и перспектив. Что же касается распорядка дня, то здесь, в Фаде, он примерно такой же, как в лагере «Коронада». Вот только в свободные часы французы-пограничники и американцы — разведчики нефти ведут себя по-разному.

Молодые солдаты используют два года одиночества для того, чтобы досконально изучить иностранные языки. Я видел среди их личных книг множество всяких учебников и грамматик. В казарме рядом с койкой здесь не висят снимки голых актрис, на тумбочках лежат не детективы или бульварные романы, а книги классических авторов и реже журналы. В маленьком лазарете лежал унтер-офицер, заболевший малярией. Он читал «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. Больной попросил меня, когда я вернусь в Европу, подписать его, если это возможно, на какую-нибудь серьезную итальянскую газету: он хочет изучить итальянский.

Гигантский муфлон

— Вы сами услышите его приближение, — говорит нам командир гарнизона.

В тот вечер он пригласил нас на ужин. Мы сидим на веранде домика в глубине форта. За столом одно место пустует: ждут таинственного гостя.

— Приступайте к ужину. Он придет чуть попозже, — еще раз пообещал командир.

Мы сели ужинать; завязалась оживленная беседа, но все мы ждали, когда же появится необычный гость. Когда мы уже выпили кофе, у крепостной стены послышался стук копыт. Еще секунда — и таинственный гость возник на стене, одним прыжком перемахнул во двор и замер в неподвижности. Его стройное тело четко вырисовывалось в лунном свете. Это был гигантский муфлон — одна из самых редких и крупных африканских разновидностей дикого барана.

— В горах Эннеди и Тибести таких муфлонов осталось совсем немного, — сказал нам хозяин дома.

— А я думал, что муфлоны весьма пугливые и осторожные животные.

— Вы не ошиблись. Но этого муфлона поймали совсем малышом и приручили. Со временем он привык днем свободно пастись в горных долинах, а вечером возвращаться в форт.

Муфлон отужинал вместе со своим хозяином. Чтобы добраться до стоявших супа и хлеба, он старательно вытягивал шею. А когда к чаю подали варенье и пирожное, муфлон с такой жадностью набросился на них, что бутылки и чашки на столе угрожающе закачались. Горный красавец муфлон обожает все сладкое.

— У нас каждый завел себе не совсем обычных друзей, — рассказывает командир, — этот пустынный район совершенно безлюден, и тут водится множество диких животных. Я запретил охотиться на них, потому что в свободные часы это стало бы единственным развлечением и очень скоро началось бы поголовное истребление зверей. Тогда каждый постарался поймать и приручить какого-нибудь зверька. Поверите ли, наш форт превратился в настоящий зоологический сад. Возня с прирученным зверем очень скрашивает одиночество; а ведь по контракту мы обязаны пробыть здесь целых два года.

На следующий день мы сами убедились, что почти у каждого солдата есть свой друг из звериного царства: газели, маленькие гепарды, ласковые, как котята, и рыжие обезьяны.