Тысяча огней

— А вот львов пришлось прогнать, — сетует офицер, дежурный по столовой. — Они слишком много ели и вдобавок страдали от одиночества, когда их хозяин уезжал в инспекционную поездку. Пока он отсутствовал, они без конца выли и скулили…

Рабы

После целого дня езды мы перебрались из форта в военный лагерь на самой границе. Солдаты и офицеры этого маленького гарнизона, заранее предупрежденные о нашем прибытии, встретили нас очень дружелюбно и радушно. Командир объяснил, что пограничные дозоры действуют в тесном контакте с самолетами-разведчиками. Я сразу же попросил разрешение принять участие в одном из таких еженедельных полетов (чтобы снять интересные пейзажи) и получил согласие от главного командования. Теперь нам оставалось ждать, когда прилетит самолет.

А пока в лагере готовятся к патрулированию наземные разведывательные группы.

В кузов огромного, словно морской корабль, грузовика укладывают бочки с горючим и палатки. На крытом прицепе, который на время поездки будет нашим домом, погрузили и наши киноаппараты.

Здесь на отвратительных горных дорогах так трясет, что наша пленка и сами кинокамеры могут серьезно пострадать. Солдаты и офицеры охотно помогают нам укладывать груз. Они уже привыкли к нашему присутствию в лагере, и их очень развлекает наша растерянность перед лицом полного безмолвия и покоя. По сто раз в день мы пристаем к ним с вопросом: когда же отъезд?

— Наберитесь терпения, друзья, — неизменно повторяет командир.

Тут уж никак не скажешь, что время — деньги.

Чтобы как-то облегчить бесконечное ожидание, он взял меня с собой в короткую поездку по горным ущельям. Там я смог сфотографировать графитные скалы весьма древнего происхождения.

В пути я внезапно увидел далеко на горизонте движущиеся фигурки.

— Это наши мехаристы — солдаты из верблюжьего корпуса, — объяснил мне командир. — В самых труднодоступных местах границы дозорную службу и патрулирование несут кочевники-арабы на верблюдах-мехари. Эти кочевники считаются кадровыми военными, они сведены в небольшие подразделения под командованием наших офицеров.

— Вечером они прибудут в лагерь? — спрашиваю я.

— Нет, в течение двух месяцев, пока они несут патрульную службу, им запрещается останавливаться на ночлег в гарнизоне или в форте Фада.

— Но ведь сейчас они всего в нескольких километрах от лагеря!

— Верно, однако, согласно уставу, они в период патрулирования не имеют права общаться с кем-либо и заезжать в военные лагеря или форт, как бы близко от них ни находились. Когда поспишь ночь в постели и сытно пообедаешь в армейской столовой, потом очень тяжело снова тащиться на верблюде по безжизненной пустыне. Нам тоже запрещено останавливаться или здороваться с ними, если в ходе патрулирования наши пути случайно скрещиваются. Мы притворяемся, будто не видим их, даже когда пьем воду рядом из одного и того же колодца.

Командир, поймав мой удивленный взгляд, добавил:

— Мехаристы все два месяца полностью изолированы от внешнего мира. В случае крайней необходимости командир отряда может вызвать нас по радио.

Второй раз мне довелось отряд мехаристов увидеть на следующий день. Наконец-то прилетел самолет. Я поудобнее устроился между пилотом и наблюдателем, короткий разбег — и вот уже начался очередной разведывательный полет. Несколько минут спустя мы пролетели над отрядом арабов-кочевников из верблюжьего корпуса, которые направлялись к узкому горному проходу. В красноватом свете на фоне бурых скал их белые мундиры казались крохотными масляными пятнами. Я попытался снять их, но они остались далеко позади и вскоре исчезли за склоном горы. Самолет стремительно понесся вперед в поисках караванов, и теперь все мое внимание было поглощено рекогносцировкой с воздуха.

За несколько последующих дней мне удалось совершить пять-шесть очень опасных вылетов. Наш самолет приземлялся прямо в узком проходе между скал, на весьма малой высоте пролетал над саванной и горами, подчас менее высокими, чем отдельные скалы. Пока пилот воевал с потоками теплого воздуха, мы с наблюдателем внимательно следили, не покажется ли внизу караван или палатка бивака.

За все время нам посчастливилось обнаружить всего три каравана. План действий после этого всегда оставался одним и тем же.

Обнаружив караван, офицер-наблюдатель сообщал его местонахождение, связавшись по радио с лагерем. Если выяснялось, что караван уже был проверен мехаристами или мотопатрулями, полет продолжался. Если же караван еще не подвергался контролю, пилот спускался как можно ниже, выбирал пригодную посадочную площадку и затем приземлялся.

Мотор не выключался, но теперь он работал на самых малых оборотах. Пилот оставался на борту самолета; офицер-наблюдатель в одной рубашке и шортах вылезал из кабины и отправлялся на встречу с главой каравана, всегда довольно опасную и полную неожиданностей. Обычно офицер не брал с собой никакого оружия, в то время как караванщики всегда были хорошо вооружены.

Впрочем, пилот и офицер-наблюдатель, оба французы, также находившиеся на службе у правительства страны, не выказывали ни малейшего беспокойства.