Тысяча огней

Тем временем бьющий перестает оскорблять противника: он примеривается, готовясь нанести удар. Юноша-мишень понял, что настал решающий момент. Он улыбается и, не опуская глаз, смотрит, как палка со свистом рассекает воздух, удар — и на груди алеет полоска крови. Но юноша-мишень поет все так же громко и спокойно. На его лице не дрогнул ни один мускул.

Геремедин обращает мое внимание на группу богатых купцов и скотоводов.

— Посмотри на них, они уже выбрали вон того фульбе. Он показал себя очень крепким и смелым, а для них это самое главное.

— Что значит выбрали? — говорю я, притворяясь, будто ничего не знаю и не слышал.

— А то, что богатые скотоводы-арабы купят этого юношу фульбе, заплатив определенную сумму его семье и вождю племени. Юноша-пастух после подписания контракта головой отвечает за сохранность стада.

— Головой?

— Конечно. Если хищный зверь или воры утащат из стада хоть одно животное, отвечать будет пастух. А так как у него нет денег, чтобы возместить убытки, хозяин волен распорядиться жизнью своего раба-пастуха. К примеру, чтобы покрыть потерю, он может продать пастуха другому хозяину.

Да, все это оказалось правдой. Фульбе готовы выдержать самые жестокие испытания, лишь бы наняться в услужение к богатым арабским купцам и скотоводам.

— Став рабами, они хоть от голода избавятся, — философски замечает Геремедин. И тихо вздыхает.

— Но почему же фульбе, такие сильные и смелые, не могут себя прокормить?

— Раньше они продавали свои кустарные изделия: обработанную кожу, шкуры, ожерелья, ну и свежее молоко. Тогда они были полновластными хозяевами сахельской саванны. Теперь арабские купцы захватили в свои руки всю торговлю, и изделиями фульбе нынче мало кто интересуется. А обрабатывать землю фульбе не умеют.

В короткие промежутки отдыха юноши пьют воду из эмалированных кувшинов, которые женщины завертывают в мокрые тряпки.

На какое-то мгновение взгляды мужчин и женщин скрещиваются. Женщины смотрят на кровавые раны на теле юношей без ужаса и отвращения. Так же как и скотоводы, они хотят выбрать самых сильных и мужественных. Тогда на пустынных кочевьях сахеля им не страшны будут любые опасности.

Здесь, на ша-роте, я убедился, что присутствие женщин на этой жестокой «игре» объясняется отнюдь не любовью к насилию. Сама жизнь заставляет их выбирать себе мужа и надежного защитника на ша-роте — состязании сильных телом и духом.

В ходе съемок я пытаюсь запечатлеть на пленку тайную суть сложных взаимоотношений этих юношей с женщинами и богатыми скотоводами-арабами. Объектив выхватывает лица участников состязания, их устремленные в пустоту взгляды и капли пота на лбу, единственный признак боли.

Ша-рот предстает передо мной как мозаика, которую можно сложить воедино, лишь тщательно отобрав и продумав каждый эпизод.

Мы пробыли на ша-роте до одиннадцати часов утра. Невыносимая жара заставила прервать состязание, и псе разбрелись вокруг в поисках тени.

Мы распрощались с вождями фульбе и вернулись в лагерь. Вечером, когда немного посвежеет, мы вернемся п привезем вознаграждение.

В восемь вечера под предводительством неутомимого Геремедина мы, проделав с десяток километров, увидели вдали огни бивака фульбе. Старейшины племени поднесли нам свеженадоенное молоко, от которого исходил терпкий приятный запах. Мы вручили вождю племени обещанный кошелек с деньгами. Последовали обычные выражения благодарности и взаимные любезности.

Нас удивило, что в лагере нет ни одного молодого мужчины и ни одной молодой женщины. И тут мы услышали протяжные звуки флейты. Не было никаких сомнений— это играл все тот же старый пастух. Когда флейта умолкла, ночную тьму прорезали громкие крики. Они доносились откуда-то сбоку.

— Молодежь все еще развлекается, — пояснил нам глава племени. — Скотоводы сделали свой выбор, и ускакали. Остались одни женщины. Ведь только теперь начинается подлинное состязание в мужестве. После целого дня ша-рота выдержать новые удары могут только самые сильные, настоящие мужчины.

В гареме султана Зиндера

В Зиндере мы пробыли две недели. И в тот самый момент, когда мы уже собрались в путь, пришло известие о предстоящем прибытии в город президента республики и его свиты.

Центральную площадь города запрудили войска и демонстранты со знаменами и лозунгами. Во всю надрывались громкоговорители. Дул сильнейший ветер, срывавший с голов бумажные шляпы и гнавший по городу тучи пыли. Резкий порыв ветра унес куда-то даже огромный цветастый зонт. Стоявший рядом со мной француз воскликнул, громко смеясь:

— Бедный султан!

Тут я впервые увидел султана Зиндера. Он гарцевал на коне в окружении многочисленной стражи. Это у него непочтительный ветер вырвал зонт, священный символ власти. По-видимому, досадное происшествие сильно расстроило владыку. Но уже через секунду слуги в зеленых с красным мундирах врезались в толпу, поймали злополучный зонт и водрузили его на место.

Я бросился искать Нашимбена и Нанни.

— Скорее, скорее, надо заснять султана.

Как они ни протестовали, я заставил их подготовить две кинокамеры.