Тысяча огней

— Но тебя он, видно, не обучил тайнам магии? — спросила Лаура у Геремедина. — Иначе зачем тебе было покидать реку и путешествовать с нами по саванне?

В ответ Геремедин только покачивал головой.

Но мы настаивали, и в конце концов он признался, что отца, несмотря на все его гри-гри и магические заклинания, однажды проглотил крокодил и спокойно скрылся в воде. Смерть отца до того напугала беднягу сына, что он поклялся больше не приближаться к проклятым водам Нигера.

Чтобы сдержать свою клятву, он перестал рыбачить и даже ни разу не искупался в водах коварной реки.

Рассказы Геремедина о магических талантах его отца были в значительной мере плодом фантазии, но, к счастью, его знакомство с разными племенами фульбе было вполне реальным и крепким. Только благодаря помощи нашего проводника нам удалось побывать на ша-роте, этом суровом испытании мужества, которое власти давно запретили!

Великолепные фульбе

Еще до первого знакомства с ними мы уже знали многое о фульбе. Особенно много мы наслушались об отваге фульбе. Про их подвиги в Западной и Центральной Африке говорят такое, что уже не поймешь, где кончается правда и начинается вымысел. Нам рассказывали, к примеру, что фульбе племени бороро[23], вооруженные одной лишь палицей, не раз обращали в бегство самого царя животных — льва. Геремедин утверждал даже, что фульбе, защищая свои стада от любых хищников, никогда не прибегают к другому оружию. Не мудрено, что каждый фульбе убежден, что он человек необыкновенный, не чета другим. Такие представления о «своей исключительности» могли, конечно, породить у фульбе величайшую гордыню и высокомерие. Однако для фульбе это всего лишь повод для невинной мальчишеской похвальбы.

В одной из их песен поется:

Наши вожди древних времен говорили:
«Будьте прекрасными, фульбе,
 Ведь я любуюсь вами!»
В мои времена вожди говорили:
«Как мы прекрасны.
Я и вы!»
А теперь вожди говорят:
«Как я прекрасен,
Посмотрите на меня!»

Смысл этой песни становится более понятным, когда узнаешь, что фульбе славятся не только своей храбростью, но и красотой. Они сами считают себя самыми красивыми из африканцев. И никто не пытается это оспаривать.

Гордясь столь бесценным даром природы, юноши фульбе из разных племен в сезон «зеленых трав» проходят через все селение, чтобы женщины, сделав свой выбор, провозгласили одного из них первым деревенским красавцем. Мне это напомнило парад наших «мисс» перед жюри всевозможных конкурсов красоты.

В районах, где живут пастухи-фульбе, саванна десять месяцев бывает темно-желтой, и лишь в августе — сентябре, в короткий период дождей, она покрыта высокими травами крам-крам. Это и есть сезон «зеленых трав», когда фульбе собираются в заранее намеченных местах и на шумных празднествах выбирают вождей племен, заключают браки, присматривают себе будущих жен и мужей, устраивают всеобщий «конкурс красоты».

Когда выбирают самого красивого юношу племени, молодые фульбе в своих тяжелых одеяниях из шкур часами стоят неподвижно под палящим солнцем. Каждый из конкурентов стремится поразить молодых и старых женщин сложнейшей мимикой: ведь кроме физической красоты при определении победителей большую роль играет его умение придать лицу самое неожиданное выражение.

Этот необычный «конкурс красоты» порожден не только ребяческим тщеславием и желанием прославиться, но и тем, что каждому пастуху-фульбе просто необходимо подыскать себе жену, готовую разделить с ним все тяготы кочевой жизни.

В известной мере эта же причина заставляет юношей принять участие в жестоком поединке ша-рота, или, как его здесь называют, испытании кнутом.

Наблюдая за этой безжалостной «игрой», женщины могут воочию убедиться в мужестве того, кто в долгие месяцы скитаний по необъятной саванне будет ей единственным защитником, и выбрать самого стойкого и храброго из всех.

По мнению целого ряда этнологов, глубоко изучивших быт фульбе, в ша-роте нашел свое отражение один из наиболее мрачных периодов в истории этих народов, когда именно фульбе особенно высоко ценились па невольничьих рынках. Ша-рот явился как бы реакцией, своеобразным вызовом жестокости рабовладельцев. По иронии судьбы ша-рот стал теперь своего рода добровольной ярмаркой рабов, и это противоестественное стремление «наняться в рабы» придает древней игре поистине трагический характер[24].

Лишь очень немногим белым, да еще вооруженным фотоаппаратом и съемочной камерой посчастливилось увидеть ша-рот. Каждое племя тщательно скрывает место проведения ша-рота, да к тому же в наши дни эта древняя церемония стала тайной, так как власти запретили опасную, грозящую ее участникам тяжелыми увечьями и даже смертью игру.

Поэтому-то непосвященным столь трудно попасть на ша-рот.

* * *