Тысяча огней

Ближайшее от Муссого селение Фоари находится неподалеку от проезжей дороги. Таким образом, хозяйственники нашей группы каждый день на трех джипах доставляли продукты в Фоари, а оттуда маленький караван по пешеходной тропе добирался до Муссого с грузом продовольствия, минеральной воды и льда. Самое любопытное происходит, когда мы достаем из бачка лед, успевший за три часа ходьбы по лесу наполовину растаять.

Еще издалека мы видим, как пеший караван поднимается на холм, и сразу начинаем держать пари: сегодня они будут красивые или нет. Они — это девушки-бануну, которые приносят нам продовольствие и воду. Здешние мужчины не могут унизиться до того, чтобы стать носильщиками. А так как все девушки каравана еще не достигли пятнадцати лет и не вышли замуж, им дано право ходить совершенно голыми. Впрочем, когда караван наконец приходит в селение, жажда успевает окончательно нас доконать, и мы уже не в силах любоваться красотой юных, стройных тел. Мы тут же открываем металлические бачки и поспешно вынимаем кубики драгоценного льда. Девушки стоят и смотрят, но едва мы отходим в сторону, с жадностью приникают к краю бачка; они взахлеб пьют ледяную воду на дне, а остаток с хохотом выливают себе на голову и плечи.

После месяца работы мы разбились на две группы. Одна отправилась в район Дивиние, где Большой Патрон снимал фильм с участием итальянских, французских и американских актеров, другая в составе нескольких кинооператоров во главе со мной осталась в прежнем районе, чтобы заснять сцены охоты на буйволов.

Нашим новым средством передвижения в саванне должны были стать типои, и, признаться, когда я увидел их впервые, меня охватил страх.

— Вы не страдаете морской болезнью? — спросил у меня Милле, французский правительственный чиновник и наш неизменный сопровождающий. Его вопрос отнюдь не показался мне странным, так как типой — его большие носилки, которые несут на плечах восемь человек, очень сильных и выносливых, а еще восемь находятся сзади в резерве. Смена носильщиков происходит каждый час. При этом типой движется не по прямой, а качается во все стороны. Скорость движения беспрестанно меняется и зависит от ритма шагов. Так что крепкие желудок и нервы тут совершенно необходимы.

Крики носильщиков достигают своего апогея в момент «старта». Согласовать действия всех носильщиков — дело отнюдь не легкое. Тут нужны зычный голос, много терпения и выдержки. Увы, я не знал, что и потом крики и вопли не прекратятся ни на миг.

— Беса! Беса! — перекрывая шум голосов, внезапно крикнул Милле. Это сигнал к отправлению, и мы наконец-то трогаемся в путь. В караване пять типоев; каждый из них поочередно несут шестнадцать человек. Далее идут примерно сто носильщиков с грузом продовольствия, оружия, кинопленки и камер. Замыкают шествие женщины, часто приходящие на помощь носильщикам и дети, которые рады случаю побывать в других селениях.

Едва мы двинулись в поход, вся эта пестрая армада принялась во весь голос распевать песни, чтобы задать ритм движению.

Когда я понял, что шумовые эффекты в пути не ослабевают и, больше того, ими сопровождается каждый новый шаг каравана, мной овладело беспокойство. Придется ли по душе концерт диким животным? Скорее всего они бросятся наутек, и я не найду ни одного буйвола в радиусе ста километров.

Под вечер мои страхи возросли. Мы подошли к селению, цели нашего путешествия. Жители селения по крикам поняли, что караван уже близко, и высыпали нас встречать. До нас донеслись пронзительные звуки рожка. Наши носильщики ответили на приветствие оглушив тельным залпом из ружей.

«Ну теперь все пропало, — подумал я. — От такого концерта разбегутся кто куда не только буйволы, но и муравьи, майские жуки и саранча…»

* * *

Поздно вечером мы собрались в большую хижину, где старейшины селения обычно держат совет.

Нас угостили фруктами, цыплятами, яйцами и… приветственными речами. В ответ мы подарили старейшинам банки мясных и молочных консервов и пакеты табака.

Встреча закончилась хоровым пением, причем к голосам трехсот наших носильщиков присоединились голоса тысячи жителей селения. На этот раз от криков задрожала не только земля, но и огромная белая луна, повисшая прямо над нами. Я в ужасе подумал, что она вот-вот сорвется с неба и рухнет нам прямо на голову. счастью, этого не произошло, но мои страхи отнюдь Hr кончились. Шум все возрастал, и я беспрестанно спрашивал себя, выдержат ли нервы бедных животных.

А вот Милле был счастлив: ведь пели и веселились в его честь. В том далеком 1954 году колониальные французские чиновники были полновластными хозяевами во всех районах страны, но, понятно, далеко не каждому удавалось заслужить любовь местных жителей.

— Ну, а если жители недолюбливают своего колониального начальника, что тогда? — спросил я у Милле, когда женщины начали свой танец.

— Формально они могут написать жалобу в столицу и потребовать, чтобы его сменили… Но чаще всего это не дает никаких результатов, — откровенно ответил Милле.

— И тогда?