Тысяча огней

— Тогда туземцы поступают очень просто и разумно: разбирают хижины, укладывают пожитки и перебираются в другой район, на территорию другого начальника, о котором вначале узнают все до мельчайших подробностей.

— Весьма эффективный метод…

— Еще бы!

— Значит, может случиться так, что правительственный чиновник отправляется «инспектировать» какое-нибудь селение в лесу и вдруг обнаруживает, что оно покинуто… И наоборот, вдруг натыкается в безлюдном, диком районе на незнакомое селение…

— Часто именно так и случается, — сказал Милле, и мы снова стали наблюдать за танцующими.

Через земли, где нет покойников

Впоследствии я повидал в Экваториальной Африке множество заброшенных и покинутых селений. Я узнал, что причинами массового бегства может быть смерть вождя племени, эпидемия, либо мор, вдруг напавший на домашних животных. Словом, достаточно туземцам поверить, что над селением витает проклятье, как они тут же перебираются в другой район. Но меня очень удивило, что в стране бапуну я не вижу ни мертвецов, ни могил, ни кладбищ.

Мне вспомнилось африканское селение на острове Диссей, где я был годом раньше. Селение было отрезано от остального мира и цивилизации и словно существовало вне времени, затерявшись в Красном море. Обитателями этого селения были тридцать живых данакил[32] и пять-шесть тысяч мертвых. Возле берега стояло с десяток хижин, а позади на склонах холмов в крохотных зеленых домиках были могилы умерших. Сотни, тысячи камней, усеявших весь остров; камней больших и маленьких, еще крепких или разломившихся надвое и валявшихся на песке. Самые древние из них разрушило безжалостное солнце, превратив в раздавленный, бесформенный «бисквит».

Под этими бесчисленными камнями лежали покойники островитяне, умершие бог весть когда, покинутые и забытые всеми, и данакил, умершие совсем недавно, о чем говорили свежие приношения. Немногие оставшиеся в живых островитяне были словно придавлены камнями гигантского кладбища, по которому они ежедневно ходили, собирали скопившуюся в каменных трещинах дождевую воду и где паслись их тощие козы и коровы.

Ни разу мне не приходилось видеть с такой зримой наглядностью бег времени, приближение неизбежного конца, когда прошлое довлеет над настоящим, подчиняет его себе. Здесь, на острове Диссей, это господство мертвых над живыми словно получило свое воплощение в мрачной каменной эпопее.

Вот об этом селении я вспомнил в Экваториальной Африке, где не видно было ни одного кладбища или даже могилы. Лишь много позже мне открылся секрет этого кажущегося бессмертия.

В третьем селении, в котором мы остановились на ночлег, как раз происходили похороны вождя племени.

Погребение должно было состояться на следующий день, а пока покойника посадили на стул, приставленный к стволу дерева. Окружившие мертвого вождя женщины ритмично причитали; приходили другие женщины селения и приносили ему разные дары; старухи длинными метелками из обезьяньей шерсти отгоняли назойливых мух. Все утро возле покойного вождя толпились сотни людей. Многие дарили мертвецу одеяла всевозможных расцветок и размеров и разную одежду, которую складывали неподалеку в кучу.

Царила атмосфера не смерти, а сборов в дальнюю дорогу.

— Смерти здесь вообще не существует, — сказал мне Милле.

— Как не существует?

— Для туземцев смерть нечто совершенно сверхъестественное, и они просто не понимают, что это такое. Они считают, что тут замешана магия. Беднягу кто-то усыпил, околдовал, и теперь он не двигается, не говорит, но, конечно же, он не мертвый, а живой.

— Однако они его хоронят?

— Да, потому что их приводит в ужас зрелище постепенного разложения мертвого тела. Однако сама литургия похорон ясно показывает, что бапуну понимают под смертью. Покойника хоронят возле хижины или в том месте, где он обычно ловил рыбу или охотился. При этом его усаживают на некое подобие стула. Словом, он остается там, где жил. У бапуну нет кладбищ в нашем понимании, потому что для них покойник остается живым. Они приносят ему питье и еду, а иной раз и подарки…

Тут в селении поднялся невообразимый шум: несколько мужчин подняли тело усопшего вождя племени, женщины поспешно собрали подаренные одеяла и положили их рядом с покойником. Другие женщины вынесли из хижины вождя одеяла, принадлежавшие ему лично.

— Для бапуну одеяло — символ богатства, — объяснил мне Милле.

Когда покойника завернули в первое из одеял, на миг воцарилось молчание. Потом все снова зашумели, забегали. Вскоре покойник окончательно исчез в целом ворохе одеял, скатанных словно ковер. Ведь в подземной жизни вождю понадобятся все его личные вещи. Поэтому их тоже полагается захоронить вместе с усопшим.

Затем этот весьма своеобразный гроб обвязали лианами.

— Завтра, — сказал Милле, — туземцы шестами поднимут его и, словно носилки, понесут к месту погребения.

— Где же они похоронят старого вождя племени?