— Из песен я понял, что его похоронят у реки. Выроют яму и засыплют ее землей. Очень скоро могила зарастет густой высокой травой, и только по лежащим на земле приношениям можно будет определить, что здесь кто-то похоронен.
— А как долго родные носят еду и воду? — полюбопытствовал я, так как ни разу не видел этих даров усопшему.
— Теоретически годами; ведь культ почитания умерших передается из поколения в поколение. Однако на самом деле все бывает совершенно иначе. Не удивительно, что вы не видели никаких приношений — для, бапуну смерть, как я уже говорил, явление абсолютно непонятное, и они объясняют ее колдовством. Когда в селении умирает вождь или отец семейства, то покойнику приписывают и все остальные загадочные события. Кто-нибудь заболевает, гибнет урожай маниоки, сильные дожди смывают крыши хижин, козы, свиньи и куры мрут от эпидемии, а виновных найти не удается. Тут уж у туземцев не остается никаких сомнений: во всех бедах повинен усопший.
— Усопший?!
— Да, да, он. И тогда к могиле отправляется «делегация» и предупреждает мертвеца: «Хватит тебе мстить нам. Спи себе и оставь нас в покое». Если напасти не прекращаются, покойнику перестают носить еду и воду. Но коль скоро он и после этого «не унимается», происходит нечто невероятное: мертвеца выкапывают и делают ему последнее предупреждение: «Довольно пакостить, не то мы тебя сожжем!» Через несколько дней родные, которые отныне ненавидят своего бывшего отца и мужа всеми фибрами души, складывают дрова в штабель, кладут сверху труп и разжигают костер. Затем они собирают пепел в калебассу, идут к реке и рассыпают его по воде…
Мы в последний раз посмотрели на чудовищный цилиндр из одеял и снова тронулись в путь. В тот день мы шли без остановки очень долго, и я, несмотря на громкое пение носильщиков, задремал в своем типое.
Внезапно я почувствовал, что кто-то трогает меня за плечо. Типой больше не покачивался.
— Смотри, вон могила, — сказал мне Милле.
На лугу у дороги виднелась крохотная хижина, внутри хижины стояла раскрашенная терракотовая статуэтка, вокруг — вазочки с едой и питьем.
— Это могила близнеца, — единственная, какую можно увидеть в этих краях.
— Могила близнеца?
— Да, по варварской, к счастью постепенно исчезающей, традиции бапуну считают, что рождение близнецов приводит к великим несчастьям. Поэтому сразу после рождения они убивают одного из близнецов и хоронят его в красивой могиле. Они засыпают эту могилу дарами, всячески украшают ее, ибо чувствуют, что совершили ужасное преступление. Больше того, они боятся мести своей жертвы и старательно ухаживают за могилой.
Тяжелый девяностокилометровый переход, два сильнейших ливня, «форсирование» трех водных преград ничуть не повлияли, увы, на певческие способности наших носильщиков и эскорта.
Они пели непрерывно всю дорогу, и я с грустью подумал о том, что только совершенно глухой буйвол способен выдержать такой концерт.
Когда солист издал особенно громкий крик, а хор откликнулся тремястами охрипших, но пронзительных голосов, я не вытерпел — соскочил с типоя и завопил сильнее солиста и хора, вместе взятых. Все мгновенно смолкли. Караван остановился, и мы в полнейшей тишине уставились друг на друга.
Милле тоже выскочил из типоя и подбежал ко мне, решив, видно, что я сошел с ума от беспощадных лучей тропического солнца. Он заглянул мне в глаза и успокоительно пробормотал:
— Не волнуйтесь, это бывает, солнце…
— Нет, нет, солнце тут ни при чем. Просто меня окончательно доконали песни и шум. Так не может дальше продолжаться.
Тут же состоялось внеочередное заседание «военного совета», в котором кроме нас с Милле приняли участие также операторы и двое охотников. Мы уселись под тенью большущего зонта, который мгновенно извлек из багажа расторопный Максим, и стали совещаться.
— Как вы знаете, мы путешествуем по саванне, чтобы найти буйволов и снять сцену охоты на них, — спокойно обратился я к друзьям. — Но если мы и дальше будем двигаться огромным караваном, то ничего у на не выйдет. Все буйволы разбегутся.
Очевидно, охотники думали то же самое, но не отважились сказать об этом, решив, что мне любопытно постранствовать от селения к селению.
Договорились мы очень быстро: основная часть каравана будет ждать нас в Фоари, а мы углубимся в самое сердце великой саванны — Морорó. С собой мы возьмем одну-единственную палатку, оружие, две кино камеры и несколько носильщиков.
Милле согласился с моим планом и пошел сообщить о нем туземцам. Вскоре мы снова двинулись в путь, на теперь наш «поход» протекал в относительной тишине Вечером мы сделали привал и стали делить припасы вещи: ведь наутро нам предстояла вылазка в саванну.
Мы видели буйволов, снимали буйволов, я охотился на буйволов и однажды мы стали свидетелями поединка буйвола с пантерой. Ежедневные переходы были очень утомительными и в довершение всего нас чуть не растоптало стадо буйволов.
Словом, это были две труднейшие незабываемые недели.
— Хочешь разок поохотиться на буйвола? — предложил мне как-то Васселе.