Тысяча осеней Якоба де Зута

С краев кровли капает; где-то лает собака; у Якоба чешется воспалившаяся кожа на ноге, он болезненно ощущает прикосновения чулка.

– В трюме «Шенандоа» хватит места для всех запасов Дэдзимы. – Лейси шарит в кармане и вытаскивает украшенную драгоценными камнями табакерку. – Можно хоть сегодня начинать погрузку.

– Как нам поступить? – Ворстенбос постукивает по барометру. – Принять эту жалкую прибавку и сохранить факторию на Дэдзиме, рискуя навлечь на себя гнев нашего начальства в Батавии? Или… – Ворстенбос не спеша подходит к напольным часам и рассматривает их почтенный циферблат, – закрыть невыгодную факторию и лишить отсталый азиатский остров единственного европейского союзника?

Лейси втягивает в ноздрю основательную понюшку табаку и оглушительно чихает.

– Господи помилуй, вот это славно!

– Девять тысяч шестьсот пикулей, – изрекает Ворстенбос, – купили годовую отсрочку для Дэдзимы. Сообщайте в Эдо. Посылайте в Сагу за медью.

Ивасэ с нескрываемым облегчением передает новость камергеру Томинэ.

Тот кивает, словно другого решения и быть не могло.

Кобаяси зловеще и сардонически кланяется.

«Управляющий факторией Унико Ворстенбос, – пишет Якоб, – принял данное предложение…»

– Но губернатор ван Оверстратен, – продолжает Ворстенбос с угрозой, – во второй раз не потерпит отказа!

«…Однако предостерег переводчиков, – добавляет секретарское перо, – что это соглашение не окончательное».

– Мы должны удвоить усилия, чтобы окупить чудовищные риски и безобразно раздутые затраты на содержание фактории. А пока закончим на сегодня.

– Одну минуту, пожалуста, – говорит Кобаяси. – Еще хорошие вести.

Якобу кажется, что в Парадный кабинет вторгается что-то темное и злое.

Ворстенбос откидывается на спинку кресла:

– Да ну?

– Я много убеждать в Управа насчет украденный чайник. Я говорить: «Если мы не найти чайник, великий бесчестье для наша страна». Тогда камергер отправить много… – Он обращается за помощью к Ивасэ. – Да-да, «полицейский», много полицейский искать чайник. Сегодня в Гильдия, когда я заканчивать… – Кобаяси показывает на свой перевод послания сёгуна, – прибыть гонец из Управа. Нефритовый чайник императора Чунчжэнь обнаружен!

– А-а? Хорошо. И в каком… – Ворстенбос подозревает подвох. – В каком он состоянии?

– Идеальный состояний. Два ворья сознаться в кража.

– Один вор, – продолжает рассказ Ивасэ, – сделать ящик в паланкин коменданта Косуги. Другой вор положить чайник в ящик в паланкин и так вынести чайник через Сухопутный ворота.

– Как же их поймали? – спрашивает ван Клеф.

– Я посоветовать, – отвечает Кобаяси, в то время как Ивасэ объясняет камергеру Томинэ, о чем речь. – Градоправитель Омацу предложить награду за выдача воров. Мой план удался. Чайник доставить сегодня, позже. Есть еще лучше новость: градоправитель Омацу дать разрешение, чтобы казнить воров на площадь Флага.

– Здесь? – хмурится Ворстенбос. Его радость от приятного известия слегка померкла. – На Дэдзиме? Когда?

– Перед отплытий «Шенандоа», – говорит Ивасэ. – После утренний перекличка.

– Пусть все голландцы, – благостно улыбается Кобаяси, – видят японский правосудие.

По стене из промасленной бумаги пробегает тень отважной крысы.

«Вы сами требовали крови, – говорит вызывающий взгляд Кобаяси, – за свой драгоценный чайничек…»

На «Шенандоа» бьют склянки.

«…Хватит ли духу теперь получить, что хотели? – ждет ответа переводчик. – Или струсите?»

Смолкает стук молотков на крыше пакгауза Лели.

– Прекрасно, – говорит Ворстенбос. – Передайте градоправителю Омацу мою благодарность.

* * *

В пакгаузе Дорн Якоб обмакивает перо в чернила и пишет на чистом титульном листе: «Верное и полное расследование злоупотреблений на Дэдзиме за время, когда факторией управляли Гейсберт Хеммей и Даниэль Сниткер, включая исправления фальшивых записей, внесенных в бухгалтерские книги вышеуказанными лицами». На миг он задумывается, не вписать ли и свое имя, но эта мысль тотчас же улетучивается. Ворстенбос – его начальник и поэтому вправе представить работу подчиненного как свою. «А может, это и безопасней», – думает Якоб. Любой чиновник в Батавии, чьи незаконные доходы иссякли из-за расследования, может одним росчерком пера прикончить ничтожного писаря. Якоб накрывает страницу промокательной бумагой и аккуратно прижимает.

«Кончено», – думает он, протирая покрасневшие глаза.

Красноносый Хандзабуро чихает и вытирает нос пучком соломы.

На подоконнике окна под самым потолком пакгауза воркует голубь.

Из Костяного переулка доносится пронзительный голос Ауэханда.