Тысяча осеней Якоба де Зута

— Вот так, со штормом ревущим, с, казалось бы, неизбежной близкой гибелью, Павел говорит: «Оставите корабль — и вы утонете, оставайтесь на борту со мной — и вы выживете». Кто бы поверил ему? Я бы поверил ему? — капеллан пожимает плечами и шумно выдыхает. — Они же видели перед собой не апостола Павла с нимбом на голове. С ними говорил узник в цепях, еретик с глухих задворок Римской империи. И все же он убедил стражников не сбегать, и Книга Деяний нам говорит, что двести семьдесят шесть человек спаслись Божьей Милостью. Почему эта разношерстная компания киприотов, ливанцев и палестинцев прислушалась к Павлу? Может, они услышали что-то в его голосе, или увидели в его лице, или… причина в чем-то еще? Ах, если бы я знал ответ, был бы сейчас архиепископом Уайли! А вместо этого торчу я тут с вами. — Некоторые громко смеются. — Я не стану утверждать, что вера всегда поможет человеку не утонуть: в море погибло достаточно благочестивых христиан, и я не хочу, чтобы меня посчитали лжецом. Но я клянусь, что вера спасет ваши души от смерти. Без веры смерть — это просто дорога на дно, конец всех концов, и какой человек не страшится такого? Но с верой смерть — всего лишь завершение путешествия, которое мы называем жизнью, и при этом начало вечного путешествия вместе с нашими близкими, без груза печалей и бед, и поведет нас в него наш Создатель…

Оснастка корабля начинает скрипеть: лучи поднимающегося солнца нагревают утреннюю росу.

— Вот и все, что я хотел сказать в это воскресенье. А теперь у нашего капитана есть еще несколько слов.

Пенгалигон выступает вперед, опираясь на трость, чего ему никак не хотелось бы.

— Значит, так: в Нагасаки нет жирного голландского гуся, которого нам так хотелось пощипать. Вы разочарованы, офицеры разочарованы, и я разочарован, — капитан говорит медленно, чтобы его слова перевели на все языки, на которых разговаривают члены его команды. — Утешьте себя мыслью о ни — о-чем — не — подозревающем французском призе, который мы захватим на долгом обратном пути в Плимут. — Кричат бакланы. Весла японских лодок плещут водой. — Наша миссия здесь — принести девятнадцатый век этим мрачным берегам. Говоря «девятнадцатый век», я имею в виду британский девятнадцатый век: не французский, не русский, не голландский. Станем ли мы все при этом богачами? Сами по себе — нет. Станет ли наш «Феб» самым знаменитым кораблем в Японии и будут ли за него подниматься тосты у нас дома? Мой ответ — безусловное «да». Это наследие невозможно потратить в порту. Это наследие никогда, ни за что не промотаешь, его не украдут, его не потерять. — «Люди предпочитают оставлять наследство деньгами, — думает Пенгалигон, — но при этом они хотя бы слушают меня». — Последнее слово перед псалмом — о самом псалме. В последний раз в Нагасаки слышали хвалебную песнь Господу, когда местных христиан сбрасывали со скалы, мимо которой мы прошли вчера, за их истинную веру. Я желаю, чтобы вы послали весть магистрату Нагасаки в этот исторический день о том, что британцы, не в пример голландцам, никогда не будут топтать нашего Спасителя ради денежной выгоды. Так что пойте не как в школьном хоре. Пойте, как воины. Раз, и два, и три, и…

Глава 35. МОРСКАЯ КОМНАТА РЕЗИДЕНЦИИ ДИРЕКТОРА НА ДЭДЗИМЕ

Утро 19 октября 1800 г.

— Кто окружает его, отчаянье в тьму ведет… [106]

Якоб де Зут, изучающий инвентарный список у окна, из которого открывается вид на бухту, не верит своим ушам.

— …Чем больше боятся они, Тем сила его растет.

Но — пусть такого и быть не может — церковный псалом, разносится над Нагасакской бухтой.

— И льва не страшится он, С гигантом схватиться готов…

Якоб выходит на балкон и смотрит на фрегат.

— …Доколе таким он живет, Зовется паломником он.

Нечетные строки псалма на вдохе, а четные — на выдохе.

— Господь, защищаешь ты нас,

Со всею душою своей [107].

Якоб закрывает глаза, чтобы лучше слышались ему эти слова на английском языке…

— Он верит в святые слова и вечную жизнь впереди.

…и подхватывает каждую новую строку, пока эхо разносит предыдущую.

— Прочь он отгоняет фантазии все и безразличен к людской молве.

Псалом — вода и солнечный свет, и Якобу хочется, чтобы Анна была его женой.

— Он трудится ночью, трудится днем,

Паломником за это мы его зовем!

Племянник пастора ждет следующей строки, но ее нет.

— Приятно слушать, — комментирует Маринус, стоя у двери в Морскую комнату.

Якоб поворачивается к нему.

— Вы же называете псалмы «песенками для детей, которые боятся темноты».

— Правда? От старческого слабоумия становишься более терпимым.

— Вы сказали это менее месяца тому назад, Маринус.

— Неужели? Как говорит мой друг, католический священник, — Маринус опирается на поручень, — религии в нас хватает лишь на ненависть, и ее совершенно недостаточно для любви. Позвольте сказать, ваша новая обитель очень вам подходит.