Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть

— Я УМИРАЮ! — будучи не в силах больше сопротивляться, крикнула я в притихшую рощу. — Я умираю. Умираю…

Я еще пыталась хватать ртом воздух, но тяжесть содеянного уже опускалась на плечи. Сердце гулко ухало в предчувствии наступающей паники и осознании того ужаса, реальность которого я только что допустила и в котором только что призналась.

Я замерла, держась глазами за землю. Руки Руне застыли на моих плечах. От них шло тепло, но еще они дрожали. Я слышала его дыхание, хриплое, затрудненное. Все это воспринималось автоматически, краем сознания.

Я заставила себя поднять голову и посмотреть на Руне, в его расширившиеся от боли зрачки. В этот миг я ненавидела себя. Потому что именно из-за этого отчаявшегося в муках взгляда нарушила клятву, которую сама же и дала ему два года назад.

Поэтому я и отпустила его.

А на самом деле заключила в клетку с решеткой из ярости и злобы.

Лицо его сделалось белее белого.

— Поппи… — прошептал он с режущим слух акцентом.

— У меня лимфома Ходжкина. Она прогрессирует. И это смертельно. — Голос задрожал, но я все ж договорила. — Мне осталось несколько месяцев. Поделать ничего нельзя.

Я ждала. Ждала, что скажет Руне. Он ведь должен был что-то сказать. Но вместо того чтобы что-то сказать, Руне отступил. Взгляд его задержался на моем лице, отыскивая признаки обмана. Не обнаружив их, Руне покачал головой. Беззвучное «нет» сорвалось с его губ. А потом он повернулся ко мне спиной и побежал.

Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем ко мне вернулись силы.

Минут через десять я добрела до дома и вошла в комнату, где мои папа и мама сидели с Кристиансенами.

Едва увидев меня, мама вскочила и бросилась ко мне, а я упала в ее объятия.

Вот так я разбила собственное сердце из-за сердца, которое только что разбила.

Из-за сердца, которое так стремилась спасти.

Глава 8 Дыхание в клочья и истерзанные души

Руне

Я УМИРАЮ! Умираю… У меня лимфома Ходжкина. Она прогрессирует. И это смертельно. Мне осталось несколько месяцев. Поделать ничего нельзя…

Я мчался через темный парк, в голове вертелись одни и те же слова Поппи. Я УМИРАЮ! Умираю… У меня лимфома Ходжкина. Она прогрессирует. И это смертельно. Мне осталось несколько месяцев. Поделать ничего нельзя…

Боль, подобной которой я еще не испытывал, пронзила сердце. Она резала, колола и кромсала меня, пока я не остановился и упал на колени. Я попытался вдохнуть, но боль рассекла легкие и разнеслась по телу, подчиняя все, забирая все и не оставляя ничего, кроме себя самой.

Я ошибался. Как же я ошибался.

Когда два года назад Поппи оборвала все связи, я испытал боль, сильнее которой, как мне тогда казалось, и быть не может. Та боль изменила меня. Изменила фундаментально. Та боль сломала меня… выморозила… но эта… эта…

Боль в животе сбила с ног, и я с криком полетел вперед, в темноту пустого парка. Ладони проехали, сдирая кожу, по жесткой, плотно сбитой земле, прутики и камешки царапали пальцы и срывали ногти.

Но этой боли я был только рад — с ней я мог справиться. В отличие от той, что засела внутри…

Перед моим мысленным взором снова встало лицо Поппи. Прекрасное в тот момент, когда она вошла в комнату. Я помнил, как она улыбнулась, заметив Руби и Дикона, и как улыбка увяла на ее губах, когда встретились наши глаза. Я видел, как ее лицо помертвело, когда она увидела сидевшую рядом со мной Эвери и мою руку на ее плечах.

Поппи не знала, что я наблюдал за ней еще раньше, из окна в кухне, когда она сидела с подругой у костра во дворе. Вообще-то, я и не собирался быть на этой вечеринке, но когда Джадсон написал, что Поппи приехала с Джори, удержаться уже не мог.

Она не замечала меня. С той минуты, когда мы столкнулись в коридоре на прошлой неделе, Поппи не сказала мне ни слова.

Меня это убивало.

Я думал, что получу ответы, когда вернусь в Блоссом-Гроув. Думал, что узнаю, почему она оборвала все контакты.

Я стиснул зубы, сдерживая рыдание. Никогда, даже в самых страшных снах, я не мог представить ничего подобного. Такое не могло случиться. Только не с Поппи. Только не с Поппимин.

Она не могла умереть.

Не могла уйти без меня.

Не могла нас бросить.

Без нее все вокруг теряло смысл. Впереди ее ждала целая жизнь. У нас с ней была в запасе целая вечность.

Поппи и Руне — вместе навсегда.

На веки вечные.

Месяцы? Не может быть… не может…

Дикий, неукротимый рев вырвался из горла, выворачивая меня наизнанку. Ощущение было такое, словно меня предали самой страшной казни — с повешением, потрошением и четвертованием.

Слезы текли по щекам и падали на сухую землю. Я лежал без движения, словно парализованный.

Что делать? Что, черт возьми, делать? Как жить, если ты не в состоянии помочь?

Звезды высыпали на ночном небе. Я закрыл глаза.