— Руне… — прошептала Поппи и, шагнув в мои объятия, крепко обхватила меня за талию.
И тут же мои руки сжали ее словно тисками. Вбирая тепло ее мягкого тела, я глубоко вдохнул. Впервые за долгое время вдохнул чистоту. А потом грудь перехватило.
— Не могу потерять тебя,
Медленно и осторожно она подняла голову, отступила на полшага и, посмотрев на меня, прошептала:
— Я не могу взять тебя с собой туда, куда иду.
Значение этих слов дошло не сразу, а когда дошло, я опустил руки, отшатнулся и сел на край кровати. Что делать?
И откуда только у Поппи силы берутся?
Как ей удается с таким достоинством встречать смертный приговор? Мне хотелось проклясть весь мир, стереть все, что стояло на моем пути.
Я опустил голову и расплакался. Слезы лились и лились, хотя, казалось, их уже не оставалось вовсе. Это был мой последний резерв, последняя волна отчаяния. Слезы признания той истины, принимать которую я не желал.
Истины, заключавшейся в том, что
Умирает по-настоящему.
Скрипнула кровать. Я уловил знакомый сладкий аромат и упал в ее раскрытые объятия. Она гладила меня по волосам, а я плакал и плакал, освобождаясь от всего, что накопилось, обнимая ее и стараясь изо всех сил запомнить этот миг: ее объятия, ее ровный, сильный пульс, тепло ее тела.
Не знаю, сколько прошло времени, но слезы в конце концов высохли. Я не стал вставать, просто лежал, а Поппи гладила и гладила меня по спине.
Горло отложило. Я прокашлялся и спросил:
— Как это случилось,
Поппи ответила не сразу, потом вздохнула:
— Это не важно, Руне.
Я сел и заглянул ей в глаза.
— Для меня важно.
Она провела тыльной стороной ладони по моей щеке и кивнула:
— Знаю. Когда-нибудь узнаешь. Но только не сегодня. Сегодня важно другое — вот это. Мы. И ничего больше.
Я смотрел на нее, не отрываясь, и она не отвела глаз. Какое-то оцепенение сковало нас. Воздух сгустился. Я потянулся к ней. Больше всего на свете мне хотелось прижаться губами к ее губам. Почувствовать их прикосновение, их тепло. Добавить в банку еще один поцелуй.
Но в последний момент я поцеловал ее не в губы, а в щеку. Мягко и нежно.
Вот только этого было мало.
Я поцеловал ее еще, чуть выше. И еще. И еще. Мои губы прошли долгий путь снизу вверх. Поппи заворочалась. Я отстранился и по выражению на ее лице понял — она знает, что я не тороплю ее.
Потому что, как бы ни желал я обратного, мы уже не были прежними. Мы уже не были теми мальчиком и девочкой, которые целовались с такой же легкостью, с какой менялся ветер.
Настоящий поцелуй будет потом, когда мы отыщем путь к себе.
Я поцеловал Поппи в кончик носа, и она хихикнула, словно от щекотки. Бушевавшая во мне злоба как будто улеглась, и в моем сердце понемногу расцветала радость.
— Мои губы — твои, — сказал я, прижимаясь лбом к ее лбу. — Только твои и ничьи больше.
Поппи в ответ поцеловала меня в щеку. И эхо этого поцелуя прошло через меня сверху донизу. Я ткнулся носом в ее шею и даже смог улыбнуться, когда она прошептала мне в ухо:
— Мои губы — твои.
Я повернулся и обнял ее. Еще немного, — и ее веки сомкнулись. А потом закрылись и мои глаза. Сон пришел быстро. Уставший, несчастный, эмоционально выжатый, я и сам не заметил, как уснул. Впрочем, так бывало всегда, когда рядом лежала Поппи.
То был третий момент, определивший мою жизнь. В ту ночья узнал, что теряю любимую. И, понимая, что наши дни сочтены, я обнимал ее крепче, чем раньше, отказываясь смириться с приговором, отказываясь отпускать ее. То же чувствовала и она. Мы уснули с одним чувством и одним стремлением…
…как звучное эхо прежних себя.
Меня разбудил шорох.
Я протер заспанные глаза. Неясный силуэт бесшумно сместился к окну.
—
Она остановилась и обернулась. Я с усилием сглотнул — в горле как будто выросли бритвенные лезвия. Поппи подошла к кровати. На ней были тренировочные брюки и свитер, а сверху плотная парка. На полу лежал рюкзак.
Я нахмурился. Рассвет еще не наступил, и за окном было темно.
— Ты куда?
Поппи вернулась к окну, оглянулась и с игривой улыбкой спросила:
— Ты идешь?
У меня защемило сердце — настолько прекрасна она была в этот миг. Ее заразительная радость уже передалась мне, и уголки губ поползли вверх.
— Куда ты собралась?
Поппи отвела штору и показала на небо.
— Встречать рассвет. — Она склонила голову набок. — Да, времени прошло много, но неужели ты забыл?
Теплая волна окатила мое сердце. Нет, не забыл.
Поднимаясь с кровати, я рассмеялся и, тут же смутившись, остановился. Поппи грустно вздохнула, подошла ко мне, посмотрела в глаза и взяла за руку. Пальцы у нее были такие маленькие, такие изящные и такие нежные.
— В этом нет ничего плохого, понимаешь?
— В чем? — спросил я, придвигаясь ближе.