Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть

Мистер Личфилд вздохнул, провел ладонью по лицу и прислонился к спинке скамьи.

— Когда вы вернулись в Блоссом-Гроув, я посмотрел на тебя и не поверил, что ты мог так измениться. Признаюсь, я был разочарован. — Грудь сдавило, словно от удара. Мистер Личфилд покачал головой. — Я увидел, что ты куришь, увидел, как ты ведешь себя, и пришел к выводу, что не имеешь ничего общего с тем мальчиком, каким был когда-то. С тем мальчиком, который любил мою дочь так же сильно, как и она любила его. С тем мальчиком, который ради моей девочки прошел бы огонь и воду. Но я никогда не ждал, что ты нынешний сможешь полюбить мою дочь так, как она того заслуживает. — В голосе мистера Личфилда зазвучали хриплые нотки боли. — Я был против тебя. Когда я узнал, что вы снова общаетесь, я попытался предупредить ее. Но вас тянуло друг к другу, как два магнита. — Он глухо рассмеялся. — Бабушка Поппи сказала как-то, что судьба свела вас не просто так, а с неким особым умыслом. Постичь который нам не дано, пока он не откроется сам. А еще она сказала, что две великие любви всегда сходятся для некоей великой цели. — Он помолчал, а потом повернувшись ко мне, подвел итог: — Теперь я знаю.

Мы посмотрели друг на друга, и мистер Личфилд положил руку мне на плечо.

— Вы были созданы друг для друга, чтобы ты был ее путеводной звездой, чтобы вел через все эти испытания. Ты подходил моей дочери идеально, и благодаря тебе это время стало для нее особенным, и оставшиеся дни были заполнены тем, что ни ее мама, ни я никогда не смогли бы дать ей.

Боль резанула по сердцу, и я на секунду закрыл глаза, а когда открыл их, мистер Личфилд убрал руку, но все так же смотрел на меня.

— Руне, я был против тебя, но видел, как сильно она любит тебя. Я просто не был уверен, что и ты любишь ее так же сильно.

— Люблю, — с трудом выговорил я. — И никогда не переставал.

Он кивнул.

— Я не знал этого до поездки в Нью-Йорк. Признаюсь, не хотел, чтобы она ехала туда с тобой. Но после возвращения я увидел, что ее душа обрела покой. Потом она рассказала нам, что ты сделал для нее. Карнеги-холл… — Он покачал головой. — Ты исполнил ее самую большую мечту по одной лишь причине — ты хотел, чтобы эта мечта сбылась. Ты сделал ее счастливой, потому что любил ее.

— Поппи дает мне больше, всего лишь будучи самой собой. — Я склонил голову. — Неизмеримо больше.

— Руне, если Поппи поправится…

— Когда, — вмешался я. — Когда Поппи поправится.

Я поднял голову и увидел, что мистер Личфилд смотрит на меня.

— Когда, — с надеждой повторил он. — Я не встану у вас на пути. — Он со вздохом опустил голову. — После твоего отъезда она уже не была прежней. Знаю, тебе пришлось нелегко без нее. И я был бы слепцом, если бы не видел, что ты винишь во всем своего отца. В том, что вам пришлось уехать. Но иногда жизнь идет не так, как тебе хотелось бы. Мне и в голову не приходило, что моя дочь уйдет раньше меня самого. Но Поппи показала, что злиться нельзя. Потому что… — мистер Личфилд снова посмотрел мне в глаза, — если Поппи не злится на судьбу за короткую жизнь, то какое право злиться имеем мы?

Я промолчал. От его слов сердце забилось быстрее. Перед глазами побежали картины: Поппи, кружащаяся с улыбкой в вишневой роще… Поппи с такой же улыбкой на пляже… танец на мелководье… вскинутые радостно руки и солнце на лице…

Поппи была счастлива. Даже с этим диагнозом, после болезненного и неудачного лечения, она была счастлива.

— Я рад, что ты вернулся. Благодаря тебе последние дни Поппи будут, говоря ее собственными словами, особеннее не бывает.

Мистер Личфилд поднялся. Движением, которое я видел только у его дочери, подставил лицо лучам заходящего солнца и закрыл глаза. А перед тем как вернуться в больницу, повернулся ко мне.

— Ты можешь быть здесь столько, сколько тебе захочется. Думаю, твое присутствие поможет Поппи подняться. Подняться и провести с тобой еще несколько дней. Я видел по ее глазам, здесь, в палате, что она не собирается уходить. Ты не хуже меня знаешь, что если она настроилась на что-то, то своего добьется и пройдет через все.

Я невольно улыбнулся. Мистер Личфилд ушел, и в садике никого больше не было. Я опустил руку в карман, достал пачку, сунул в рот сигарету и уже собирался закурить, но что-то остановило. Каждый раз, когда я курил, Поппи неодобрительно морщила носик и качала головой.

— Все, хватит, — сказал я вслух и швырнул сигарету на землю. — Больше этого не будет.

Глотнув свежего воздуха, я поднялся и направился в больницу. Все собрались в комнате для посетителей: семья Поппи у одной стены, мои родители и Элтон — у другой. Увидев меня, братишка вскинул голову и помахал.

Я знал, чего хотела бы от меня Поппи, и поэтому сел рядом с Элтоном.

— Hei, приятель.

В следующую секунду он забрался ко мне на колени и крепко обнял за шею. У меня перехватило дыхание. Его буквально трясло. Прижавшись ко мне мокрой от слез щекой, он спросил:

— Поппимин заболела?

Я откашлялся, но сказать ничего не смог и только кивнул.