Тысяча жизней

Вдохновенный и свежий тон фильма, зрелищные кадры, живая игра моих партнерш очаровали публику. С этим мнением не согласились критики, которым не терпелось возвестить о моем падении – они с удовольствием писали о «спирали провала», опираясь на скромное число зрителей, собранных «Авантюристами», фильмом Анри Вернея.

19. Не пишите слова «конец»

Невозможно. Немыслимо. Заранее проиграл. Я провалюсь. Я не смогу. Это слишком трудно. Выдержать три с четвертью часа, все помнить. Те, кто отговаривал меня за это браться, были правы. Я не потяну, эта роль слишком велика для меня, я в ней утону и выставлю себя на посмешище. Я этого больше не умею; я не делал этого двадцать шесть лет, с тех пор как сбежал, сверкнув пятками, из пьесы Франсуазы Саган «Замок в Швеции» ради фильма Питера Брука «Модерато кантабиле».

Это все равно что исполнять не подготовленный трюк. Хуже, чем неосторожно, – самоубийственно. Лучше мне смыться, пока не пришли мои партнеры, не то они помешают мне сбежать. Еще только шесть часов; в театре спокойно и тихо, лишь рабочие сцены занимаются своими делами. Я беру пальто, выхожу из уборной и бегу прочь из театра Мариньи, чтобы прыгнуть в свой «Феррари». Я вырываюсь из Парижа, чтобы просто ехать, собраться с мыслями на скорости, рассеять свой страх на прямом и быстром шоссе. Я ударился в панику. На меня накатил мандраж.

Сегодня 24 февраля 1987 года. Через полтора часа я должен выйти на сцену: я возвращаюсь в театр после очень долгого перерыва. Для этого возвращения был выбран Кин, роль, которую мой дорогой Пьер Брассер исполнял в театре Сары Бернар в 1953 году, в одноименной пьесе Александра Дюма, написанной в 1853-м, но омоложенной Жан-Полем Сартром. Герой, навеянный историей человека, который всю жизнь играл в пьесах, написанных и поставленных Шекспиром, и даже умер на сцене в роли Отелло, предается всем чудачествам комедианта, квинтэссенцией которых является. Он примеряет все роли, надевает все маски, ныряет из одного репертуара в другой без перехода – чистое счастье, первозданный фантазм актера. Но «Кин» требует хорошей физической формы и тренированной памяти.

Поэтому, хоть я и возобновил ежедневные занятия спортом и уединился с мамой в Марокко на целый месяц, чтобы вдолбить в голову текст, я сомневаюсь. Я рискую разочаровать; все может случиться: провал в памяти, ошибка, усталость.

Весь Париж придет судить меня, я не имею права оплошать. Я не смогу, нет, я не смогу. Я уже вижу заголовки: «Провальное возвращение Бельмондо в театр», «Бельмондо: крах на подмостках», «Бельмондо смешон».

Меня прошибает холодный пот; мокрая рубашка липнет к коже сиденья. Театр – это совсем не то, что кино. Другой мир, куда более жесткий, требовательный.

По сравнению с ним кино – уютное занятие, требующее гораздо меньше усилий. Нет ни длительности игры, ни необходимости запоминать. Приезжаешь, готовишься, снимаешься с текстом под рукой, отдыхаешь между двумя эпизодами, и никакие плевки и свист тебе не грозят, если только сдуру не поедешь в Канны!

Да и там иной раз тебя удостаивают почестей. В 2011 году мне вручили на фестивале «Золотую пальмовую ветвь» за вклад в киноискусство, и на этот раз на красной дорожке я пережил момент благодати: почтительное молчание фотографов, опускавших свои фотоаппараты, когда я проходил.

Помню, Мастроянни говорил: «За мной приезжают на машине, все легко. Так что вы хотите? Я не устаю!»

Я долго колебался, прежде чем возобновил отношения с театром с того места, на котором их оставил. Я себя знаю: я понимал, что в последний момент меня на это не хватит. Шесть лет уговаривал меня вернуться на подмостки Робер Оссейн, предлагая мне одного за другим Скапена, от которого отказался патрон «Комеди Франсез» Жан-Пьер Венсан; Сирано де Бержерака, который казался недосягаемым мне, снова чувствующему себя новичком, не знающим даже азов драматического искусства. Робер Оссейн, игравший со мной – вернее, против меня, поскольку был моим противником, – в «Профессионале», присутствовал на предпремьерном показе, когда мой отец сделал важное замечание: «Все это очень хорошо. Но когда же ты займешься настоящим делом?»

Разумеется, он говорил о профессии театрального актера. Только ее он считал серьезной и достойной уважения. Фильмы – это очень мило, но они мало что значили для него, дружившего с Пьером Брассером, который был современником великих актеров «Картеля»[52]. Он даже не всегда ходил в кино смотреть мои фильмы. Я напомнил ему об этом однажды, когда он попенял, что я не захожу к нему в мастерскую. Он все надеялся, что я вернусь к моей первой любви, которая определила мой жизненный путь и карьеру: театру.

Я даже не могу сказать, что сделаю это для него, чтобы доставить удовольствие ему, только этого и ждавшему. Сегодня вечером его здесь не будет.