Тысячелетний мальчик

2. Мама Рокси занимала нижнюю комнату – ей было сложно подниматься по лестнице. Я решил: потом спрошу у Рокси, что не так с её мамой. (Как правильно говорить? Что не так? Или нечто вроде: «В чём причина нарушения её здоровья?»

Без понятия. У меня сложилось впечатление, что маму Рокси очень легко вывести из себя.)

3. Альфи – мальчик. Я хочу сказать, он ещё не взрослый. (Это легко определить, когда ты помогаешь голом/ человеку в ванной.) Решив, что он примерно моего возраста, я спросил: «Друг, тебе сколько лет?» Но Альфи не ответил. За время купания он не произнёс ни слова. Я мыл ему голову, а он держал руку над водой.

4. На второй руке Альфи обнаружились два маленьких шрама, каждый сантиметров по пять, вместе похожих на знак равенства. Я не стал о них спрашивать.

5. Я видел у него татуировку! В одиннадцать-то лет! На спине, между лопаток. Квадратный крест, размытый и большой, с трудно различимым узором. Похожую сделал себе дедушка Линклейтер, когда много лет назад служил во флоте. Она такая же потёртая и расплывшаяся.

Когда Альфи вылез из ванны, я помог ему вытереться. Потом дал свои трусы. Они оказались великоваты, но всё же это было лучше, чем панталончики Либби. Её джинсы подошли хорошо, правда, на обеих штанинах вдоль бокового шва блестели стразы. Но Альфи ничего не сказал. Он надел чёрную футболку, а бледно-голубой кардиган, который я принял за свитер, не смог – из-за руки. Пара полосатых резиновых сапожек Либби завершила образ, совершенно нелепый по любым стандартам.

Может, Альфи это и не нравилось, но он ничего не сказал.

Когда мы вернулись в гараж, Рокси подготовила бинты, марлю, которую подкладывают под них, мазь в тюбике, вату и чистую воду. Как самая настоящая медсестра она промыла обожжённую руку Альфи. Смазала её мазью, делая паузы, когда мальчик кусал губы от боли. Затем забинтовала руку, не слишком туго, и закрепила бинт английской булавкой.

После Рокси принесла яблоки. Альфи съел три, одно за другим, с огрызком и семечками, дочиста.

В конце концов он прошептал: «Спасибо», а потом – без видимой причины – бурно разрыдался. Всё, что мы с Рокси могли сделать, это сесть рядом.

Рокси обняла его, сказала: «Шшш», как сделала бы мама, и погладила по голове.

Он плакал и плакал. Так летняя гроза вдруг ослабевает на несколько минут, а потом возвращается с ещё большей силой. Потом Рокси тоже заплакала, и в какой-то момент я подумал, что расклеюсь вместе с ними.

Однако со временем рыдания иссякли, и Альфи в изнеможении откинулся на спинку дивана. Он сидел с приоткрытым ртом, тихонько качая головой. Потом прекратилось и это, Альфи затих.

Глаза его были закрыты, когда я предложил:

– Альфи, хочешь пойти ко мне? Познакомишься с папой. Мы найдём тебе место для сна.

Он открыл глаза, но не шевельнулся. Я опять сказал что-то неправильное.

– Если ты кому-нибудь расскажешь обо мне – кому-нибудь! – то пожалеешь об этом.

И он снова закрыл глаза. Можно было бы подумать, что он заснул – если бы слёзы не текли по его щекам.

Часть вторая

Глава 30

– Быстро, – сказала Рокси, когда мы вышли из гаража. – Какой у тебя номер мобильного?

Она недоверчиво выпучила глаза, когда я ответил, что мобильного у меня нет. Вот честно, если бы я сказал, будто у меня дома ручной крокодил, её это меньше бы удивило. Я не стал рассказывать о наших финансовых проблемах и словах отца, что нам совсем не нужен ещё один ежемесячный расход. Вместо этого я дал ей номер стационарного телефона и сказал:

– Лучше я сам тебе позвоню.

– И запомни: никому ни слова.

– Ты уверена, что это правильно? То есть…

– А ты слышал, что он сказал? Давай сделаем, как он просит, по крайней мере сейчас. Иначе мы можем ему навредить. Я не хочу рисковать, а ты?

Я кивнул, пусть и неохотно, но всё же.

От отца я получил нагоняй. Кратко это звучало бы как «ленивый эгоистичный сачок». Тётя Алиса и дядя Джаспер катались на Джасперовой лодке, поэтом/ весь остаток дня я помогал папе: красил стены в комнате Либби розово-лиловой краской, распаковывал коробки, двигал мебель, протирал и пылесосил. Когда около семи часов мама пришла из своего колл-центра, всё сверкало чистотой, кастрюля стояла в духовке и отец был снова в хорошем настроении.

Разбирая коробки, я нашёл сумку с одеждой, из которой вырос и которая не отправилась в благотворительную организацию. Ещё я обнаружил незнакомое шерстяное одеяло и решил, что его не хватятся. Все эти вещи я спрятал у себя под кроватью.

У отца и правда было хорошее настроение, и я решил – хотя обещал Рокси обратное – рассказать ему про Альфи.

Да, знаю. Но подумайте сами: Альфи был раненый, страдающий, бездомный. Мама его умерла, и потому он скорее всего не мог соображать нормально. К чёрту обещания: ему требовалась помощь взрослых.

Я даже продумал, как именно буду рассказывать, и уже набрал воздуха, чтобы начать. Но тут мама повернула ключ в замке. Пришлось рассказ отложить.