Тысячелетний мальчик

– Какая жалость. И всё же, клянусь, это стоит безумных денег!

Альфи кивнул.

– Да. Но, полагаю, стоимость уменьшилась примерно вдвое, когда пропала одна из книг. В любом случае, можно мне…

Он осторожно забрал у нас книги, положил их в короб и закрыл крышку.

– Можно мне оставить их здесь? На некоторое время?

– Ясное дело, – ответила Рокси. Совместными усилиями мы затолкали короб под сломанный диван.

– Альфи, – сказал я. – Что ты собираешься делать? Куда хочешь пойти?

Он не ответил. Рокси бросила на меня предостерегающий взгляд и применила более мягкий подход.

– Кроме мамы, Альфи… с кем ты мог бы посоветоваться?

– Мы жили вдвоём. И ещё с Биффой.

На его лицо вернулось прежнее безразличное выражение. Видимо, наш поход к сожжённому дому и спасение короба с книгами на некоторое время отвлекли его от страданий. Но теперь они снова вернулись. Альфи подошёл к двери, почмокал губами – было похоже на звук поцелуя – и снова позвал:

– Эй, Биффа! Эй, Биффа!

Потом заметил наши взгляды.

– Это кошка.

– Знаешь, тебе придётся поговорить с полицией, – сказал я. – Ты не можешь прятаться вечно.

Он пристально посмотрел на меня. Глаза его были цвета голубого льда.

– Нет. Не сейчас. Я должен кое-что сделать.

– Что?

Альфи потряс головой, словно пытаясь отогнать вопрос, как назойливую муху.

– Мне нужно остаться. Вы обещали помочь.

– Да, но…

– Разве ты сказал не то, что думал?

– Ну да, но…

– Тогда я останусь здесь, а ты никому ничего не расскажешь.

Я посмотрел на Рокси, та лишь дёрнула плечом.

– Но твоя мама, Альфи… – начал я.

От гнева у него раздулись ноздри.

– Моя мама. Уже. Умерла. Ничего нельзя изменить. И какое тебе дело? Ты считал её странной женщиной, живущей в лесу. И эта странная женщина, моя мать, умерла из-за меня.

– Из-за тебя? Но почему?

– Я СОВЕРШИЛ ПОДЖОГ! – заорал он. – Мне повезёт, если я не сяду в тюрьму!

– Альфи, одиннадцатилетних не сажают в тюрьму, – сказал я, пытаясь его успокоить, но ничего не вышло.

– Кто сказал, что мне одиннадцать?

– Я полагал, мы ровесники, Альфи. Послушай…

– НЕТ! Это ты послушай. И ты тоже, – добавил он, повернувшись к Рокси, и та вздрогнула. – Мне нужно некоторое время побыть здесь. Помогите! Я сделаю, что должен, и всё будет отлично, обещаю. Обещаю! Пожалуйста, умоляю вас, никому обо мне не говорите.

Последовала долгая пауза – по-настоящему долгая. Мы лишь смотрели друг на друга – каждый на каждого, по очереди. Я уже хотел прервать молчание, но туг Рокси меня опередила. Всё же она проявила некоторую осторожность. Скорее всего, из-за той ведьминской ерунды.

– Ладно. Но ты не будешь втягивать нас. Могут возникнуть неприятности. Если кто-то спросит, ты сам поселился здесь.

– Хорошо. Но мне нужна пища.

– Ладно.

– И вода.

– Ладно. Я сказал:

– Получается, мы всё равно втягиваемся. И довольно сильно.

Альфи пожал плечами.

– Вы обещали помочь. Нужны одеяла. Новая повязка на руку. Парацетамол. И банка крабового мяса.

Он помедлил, осознав, что список его заказов оказался длинным.

– Если вы не против.

– Крабовое мясо?

– Это любимая еда моей кошки. Она унюхает её и придёт. Возможно.

Я вздохнул, начиная сожалеть о своём необдуманном обещании.

Глава 35

Я устроил пожар. Я. Не нарочно, но вина всё равно на мне.

И теперь я лицом к лицу столкнулся с последствиями.

В двадцать первом веке люди говорят странные вещи: «Мне придётся научиться жить с самим собой» или «Мне следует простить себя».

Полнейшая ерунда! Если вы хорошо обдумаете эти слова, то решите больше их не произносить.

У меня нет выбора, кроме как жить с самим собой. И я не могу простить себя. Вряд ли это вообще возможно.

Как начался пожар?

Дрова были свежие. Новые, не отлежавшиеся в поленнице[5], от которых летят искры. Я смотрел, как Рокси Минто с забинтованной головой идёт по тропинке, и попытался помахать ей на прощание – в надежде, что она ещё вернётся.

Мне было лень идти в сарай за высушенными дровами, и я взял свежесрубленное полено.

Вот.

Это я виноват.

Глава 36

Домой я вернулся поздно. Мама и тётя Алиса уже легли спать, а отец набросился на меня. Обычно он сильно злился после размолвок с мамой.

– Мы с ума сходили от беспокойства… безответственный… эгоистичный… ты подумал, каково твоей матери?

К этим словам я давно привык. Наконец отец замолк и осмотрел меня сверху донизу.

– Ты ведёшь себя отвратительно, – сказал он. – Опять! Скажи, что с тобой? Где ты был?

Я солгал, мол, играл в футбол со Спатчем. Знал: отец не будет проверять. Мне стало окончательно ясно, что про Альфи ему рассказывать не надо. Я принял скорбный вид.

– Прости, пап. Забыл о времени. Я больше не буду.

И тут из гостиной вышел Джаспер.

– А! Наш бродяга вернулся, – сказал он. – Говорил я тебе, Бен, он будет в полном ажуре? Как, хорошо развлёкся?

Он ухмыльнулся, и его верхняя губа поднялась, обнажив десну. В таких случаях мне всегда казалось, что Джаспер нуждается в инструкции о том, как правильно улыбаться. Это пугало.