Тысячеликий демон

Наконец Горыня оправился от шока, и отшвырнул ее от себя. Вскочил на ноги, отряхнул грязь с кафтана, не спеша поднял кинжал. Опустился на одно колено перед распластавшейся на полу девушкой и занес для удара кинжал.

– Да он сошел с ума! – сказал Злоба и перехватил уже опускавшуюся руку княжича. Горыня попытался вырвать её, но великан стиснул его запястье мертвой хваткой. – Ваши семейные склоки всем до смерти надоели. Успокойся, княже. А то приду в ярость я. А это страшное зрелище, уж поверь мне.

Горыня ничего не ответил. Его глаза заплыли красной пеленой. Княжич в тот момент никого не слышал и вряд ли что-то понимал. Злоба отобрал у него кинжал, чуть не ставший орудием братоубийства, и, ухватившись за княжеский ворот своей широченной дланью, одной рукой, будто щенка, швырнул его на стол.

– Вяжите его, ребяты. А то, не ровён час, все лишимся по его милости головы.

– Не надо, – сказал Девятко и подошел к столу. Горыня лежал на боку, потирая ушибленную голову, и был похож на человека, очнувшегося от долгого сна. Их взгляды встретились.

– Что смотришь? – презрительно прошипел княжич.

– Злоба, дай мне кинжал. – Девятко, не глядя на великана, протянул руку. Великан пожал плечами и отдал ему нож. – Забери свое добро, княжич, – спокойно и даже вежливо сказал Девятко, положил кинжал рядом с ним и отошел в сторону.

– Что это значит? – осведомился Горыня, но никто ему не ответил. Однако Искра, чутко наблюдавшая за этой сценой, заметила на лице Доброгоста странное выражение.

"Доброгост знает, – подумала она, чувствуя неладное. – Надо потом дядьку расспросить".

– Покась вы тута брешете, аки бабы, – сурово сказал Лещ, – долбанная хмарь сызнова завертелась. Чавось делати будимь? Помирать, али как?

– А ты предлагаешь что-то другое? – с горькой ухмылкой поинтересовался Чурбак.

– Да ни чавось! Аки помирать, так чаво ж мы княже упрекаем? Пущай он всех нас тута порешит, и дело с концом! Чаво уж тут!

– Что-то ты рано сдаешься, Лещ, – угрюмо сказал Злоба. – Может утром мрак разойдется?

– Ага! Разойдёсся! Жди! Тока до тово мы уже будим лежать в обнимку со жмурами!

– Зароемся в землю, – с надеждой предложил Чурбак.

– Дурак ты, Чурбак, – сказал Злоба.

– Нужен огонь, – внезапно произнес Черный Зуб. Он вынул из-под свитера массивную серебряную цепь. На ней висел узкий хищно выгнутый зуб, смолисто-черного цвета. Черный Зуб смотрел на него, морщил лоб, словно стараясь что-то припомнить.

– Что ты сказал, Зуб? – переспросил Злоба.

– Он боится огня, – медленно повторил Зуб, задумчиво почесав бороду. – Надо попробовать прорваться с огнем. Утром мрак не разойдется и не разойдется никогда. Он не поглотил нас только потому, что у нас горит… свеча.

Злоба сразу же воодушевился.

– Я верю тебе, Зуб! Точно! Ведь Воропай же превратился в лед! Лед и пламя! Эй, братцы! Хватит горевать, Воропая не вернешь! Тащите из повозки бочонок со смолой и паклю! Мужики, рубите стол и лавки на факелы! Каждый должен иметь при себе факел! Сейчас поджарим демона!

Черный Зуб вышел первым. Боком протиснулся между повозками, держа факел перед собой; переступил через оглобли, сделал несколько шагов и остановился.

– Всё будет хорошо, – сказал он с заметно усилившимся акцентом и помахал рукой. Тридцать восемь человек напряженно ждали.

"Наверное, он так говорит когда нервничает. И я нервничаю". Искра прижалась щекой к ободу повозки и судорожно теребила брезентовый полог.

Черный Зуб смело подошел к краю тумана и быстро сунул в него факел. Туман с шипением отодвинулся. Десятник сделал шаг вперед и наотмашь махнул древком. Пламя затрепыхалось и на миг почудилось, что оно совсем погасло. Однако, ко всеобщему облегчению, огонь разгорелся и вокруг Зуба образовался огромный выпуклый пузырь.

Мрак отступил.

Глава 10. Дар Хаоса

Тамара собирала цветы. Она осторожно ступала по высохшей потрескавшейся земле, вздувшиеся песчаные края трещинок осыпались под её ногами с мягким хрустом, распугивая ящериц, лениво разбегавшихся в стороны.

Здесь росло ничтожно мало цветов. Повсюду, до самого горизонта, тянулись сплошные колючки, кривые стебли саксаула и дикий лук. Но вот ей попалась астра. Сорвав цветок и прижав его к груди, девочка устало вздохнула и побрела обратно к фургону. Знойное послеполуденное солнце жгло немилосердно и пустынный ветер обжигал. Азарт, возникавший у девочки всякий раз, когда она собирала цветы, пропал, и ей захотелось спать.

Сандур, в своей черной повязке на лице, сидел на козлах. Он не двигался и был похож на статую. Тамара никак не могла привыкнуть к его обществу. Черная повязка казалась неуместной и лишней. И вообще, Сандур всегда молчал и как тень ходил за матерью… то есть за стариком. Трудно было понять, о чем он думает, а ещё девочка гадала, ест ли он, этот страж?