Тыы-ы! Давай сбежим отсюда вместе!..

Счастье влюблённых было полным и бесповоротным. Им было нечего терять, нечего ждать, — не о чем мечтать. Девушка приехала в этот приморский город, чтобы ночью в надувной лодке тайно переправиться за границу.

У них не было общего будущего.

В их стране свирепствовал диктаторский режим.

Её могли просто пристрелить при попытке к. И Габриэля — не спас бы даже отец, узнай кто-нибудь, что он — любовник беглянки.

И отца, в свою очередь, вряд ли что-то спасло бы. Они на весь день уходили к морю и любили друг друга в отдалённых гротах.

Это была самая волшебная пора в жизни Габи. Старая ведьма-аристократка полюбила эту пару. Вечера они проводили втроём — рассказы, взгляды, кофе, гадания, — босиком, при открытых настежь балконных дверях, начало августа, шелест моря за окнами………. Перед отъездом старуха попросила Габи об услуге. Она вручила ему письмо и невесть как уцелевшие архивные документы, нелояльные к Диктатору. Она попросила передать этот пакет священнику-диссиденту из городка на севере страны.

Она знала, где работает отец Габи. Но она все правильно просчитала. Габи вернулся в столицу и приступил к военной службе. Несколько месяцев жёсткий военный распорядок не позволял ему съездить на север к священнику — на это нужно было потратить хотя бы сутки дороги.

А потом в их стране началась революция.

Диктатор был расстрелян. Отец Габи скрывался, — бывших сотрудников госбезопасности вылавливали и устраивали самосуд. Иногда сдирали живьём кожу. Младший брат оказался заперт в горной воинской части, которая, с одной стороны, одной из последних перешла на сторону новой власти. С другой стороны — офицерам в части было известно, кто отец братьев. И в годы диктатуры близкие некоторых из этих офицеров тоже бесследно исчезали. Однажды в одну из морозных ночей революции вновь наступила очередь Габи идти в караул, — в столице тогда все объекты охраняли только офицеры. В третьем часу ночи, сморенный многомесячной усталостью, Габи присел на какой-то короб, и опёршись прикладом автомата в асфальт, не снимая руки с курка, забылся на несколько секунд ___________подбородок сам собой лёг на зрачок дула. Он очнулся от лёгкого прикосновения — кто-то пытался надавить на его палец, лежавший на курке. Габи открыл глаза. Перед ним стояли двое мужчин — один с гранатой в руке, а второй — в монашеской сутане, — это его руку на своих пальцах почувствовал Габриэль. Это был тот самый поп, которому Габи должен был передать послание старухи.

Ведьма всё просчитала верно.

Габи остался жив. Но в ту секунду, когда он открыл глаза, он — никогда не молившийся и не задумывавшийся ни о чём таком — он был технарём до мозга костей, — в тот миг Габи изо всех глубин своей души взмолился неведомо кому: пусть произойдёт что угодно, лишь бы он никогда больше не служил в армии и не имел бы никакого отношения к насилию. Его воля оказалась настолько сильна, что через месяц проступили первые признаки смертельной неизлечимой болезни. А ещё через месяц Габриэля — по болезни — навсегда списали из армии.

…………………………………………………………………

Неизвестность не очень дружна с жалостью, но — милосердна.

……………………………………………………………………………………

…горы, — потому что.

Да, я мог бы остаться там.

Я начал забывать. Этот городок, Габи, его семья, их двухэтажный коттедж с лужайкой и пятисотлетним тисом на ней, горы — со всех сторон, — горы взяли меня в окружение, — в этом всем можно было остаться.

Остаться и умереть. Их жизнь начала обволакивать меня и тянуть в свою глубину, затягивать в свои вибрирующие тёмно-абрикосовые круги — как будто я готовился ещё раз родиться — в этом городке, в семье Габриэля, в этих вечных, исчезающих кругах. Я не сопротивлялся, — я опять начинал любить эти круги на бесконечной тёмной воде………… Но однажды ночью я проснулся от своего собственного крика… Перед этим я проснулся во сне в комнате, где спал обычно в доме Габриэля. Какая-то сила подняла меня с дивана и подвела к зеркалу старомодного трельяжа. Я плохо видел себя в зеркале — всё было очень смутным, странным… Я приблизил лицо к зеркалу. И увидел там свои глаза. Обе радужки — и уже и зрачки — были затянуты белёсо-серой плёнкой, как бельмом… «скоро я ослепну совсем», — подумал я во сне и проснулся с криком. В той же комнате, на том же диване. В доме Габи. После этого сна я стал с каждым днём терять силы. Я резко сократил количество пациентов, приходивших ко мне на приём.

Всё было бесполезно.

Жизнь вытекала из меня.

Я слабел на глазах.

Через неделю я понял, что скоро мне капец.