Тыы-ы! Давай сбежим отсюда вместе!..

Но уже в ножные вены — так было удобней. У меня не было опыта — это была вторая в жизни внутривенная инъекция — которую я сам себе делал — но какая!! Все повело себя непредсказуемо. В ножных венах воздух повёл себя странно и смешно: под кожей по ходу вен вспучились надувные плоские колбасы. Они лениво перекатывались по икре левой ноги, без малейших устремлений перебраться повыше — к сердцу. Где, собственно, воздух и производит ожидаемый в таких обстоятельствах эффект. Я какое-то время смотрел на эту уродскую ногу с ужасом: а вдруг — опять — ничего!! и я останусь с такой вот идиотской икрой!!! Я схватил полотенце, мигом скрутил его в жгут и начал исступлённо — снизу вверх — от ступни к бедру — продавливать, пропихивать сквозь вены эти безумные колбасы. После того, как первую из колбас мне удалось затянуть выше колена, — и она начала быстро таять по мере приближения к паху, — я расхохотался от облегчения. Так — хохочущим и гоняющим эти подкожные сардельки — и застали меня через полчаса мои однокурсники. После этого укола во мне стало смутно брезжить совершенно новое для меня чувство. Я ощутил, что кроме моей силы и воли, а также воли, хотений и нехотений других людей, — есть какая-то сила, неведомая мне. Она неизмеримо больше и сильнее меня, сильнее воли других людей, сильнее расписаний движения воздуха по венам из медицинских учебников с конечной остановкой «воздушная эмболия». И эта сила со всей — доступной мне — очевидностью не давала мне умереть. Она хотела — если «хотела» применимо к ней — чтобы я жил.

Меня это заинтересовало. Меня заинтересовало, что я кому-то — чему-то — нужен. Нужен конкретно я. А не — такие как я, похожие на меня, пушечное мясо, хуй в пальто, член профсоюза, сын, хахель, рабсила.

То что я нужен — это было интересно.

Но — стрёмно.

Потому что я не знал — чему и для чего я нужен. И — в конце концов — это же была просто непереносимая тирания — я! не мог! сам! решить вопросы моей жизни и смерти!!

Я решил бороться за свою свободу.

………………………………………………………………………………….

…образовалась какая-то брешь — зияние — сквозь границы моего инстинкта самосохранения. В мою судорожную борьбу стала изредка вторгаться Неизвестность. Самым странным образом вдруг напомнил о себе Городок. Поздним ноябрём из столицы я поехал к родителям на выходные. В воскресенье, уже ожидая у вокзальной кассы обратного билета на проходящий автобус — мёрзлые лужи — голый растрескавшийся асфальт — стальной нержавеющий ветер гонит к речному льду мелкий мусор — боковым зрением замечаю странное. Оборачиваюсь, вглядываюсь и совсем цепенею: это два моих бывших одноклассника по школе в Городке.

Ничего особенного. Не считая того, что я видел их в последний раз в 7 классе.

Прошло больше десяти лет. А они — похожие как братья, А. и С., с выгоревшими соломенными волосами — были теми же семиклассниками — того же роста, вида и одеты — точно также — совсем не по ноябрьской погоде, а по тогдашней моде — расклешённые отрезные от колена джинсы, джинсовые же курточки местного производства. Что-то поплыло во мне……….. единственная мысль: только б они меня не узнали……………………………… Потому что я — не знаю, о чём говорить в ТАКОЙ ситуации. Они встали прямо предо мной в очереди к кассе — их автобус — в Городок — отходил раньше моего. Я как-то ужался — но — как бы они — узнали меня — в почти взрослом дядьке — похожего на — на кого?! — на их нынешнего — или КАКОГО?! — одноклассника… Я ехал тогда в столицу в полном смятении… но что-то забрезжило… от чего-то стало чуть легче дышать.

Но мне некому было рассказать и это… Полное безумие. Лишь много позже я оценил эту сказочную дружескую поддержку Городка: он непостижимо и прямо напомнил мне — из того времени, когда мы были с ним вместе — будто подмигнул: «Не ссы! Всё может быть совсем не так, как ДОЛЖНО быть!!» И сейчас, когда я пишу об этом, у меня теплеет на душе. Спасибо, друг!!

А тогда это происшествие больше напугало меня. Но с этим — с инстинктом самосохранения — или тем, что выдавало себя за него — я уже знал, что делать. Друзья снабдили меня запечатанной в фольгу и пластик капсулой. На капсуле — сквозь прозрачный пластик — была видна чёткая заводская надпись КСN. Я ни капли не сомневался, что это действительно цианистый калий: друзья дали мне капсулу с великой неохотой и не брали на себя ответственность за возможные последствия. Вернувшись однажды утром в общагу после безбашенного дня рождения с похоронным венком в качестве подарка имениннику — где я был эпицентром и других, не менее безумных, затей, — я был совершенно лишён жалости к себе. Такому человеку, безусловно, не стоило жить дальше. Бешенство моё усилилось при воспоминании о двух предыдущих попытках: я?! не могу даже этого?!! Добравшись до своей койки у окна, я достал заветную капсулу и освободил её из фольги и пластика.

Она мне нравилась

Я поднёс правую руку ко рту.

Открыл рот.

А дальше — найн!!

Тело вдруг перестало меня слушаться.

Невозможно было убедить тело — продолжить.