У аборигенов Океании

Мосье Муанье очень интересно рассказывал. Когда он описывал пойманную им бабочку Morpho menelaus («порхающее солнце» или «божество живописцев»), я ярко представил себе это сверкающее металлической голубизной насекомое, проносящееся над водами крупнейшей реки Америки. Впечатление было такое, словно я сам ловил крупнейшую в мире бабочку Thyzania agryppina, размах крыльев которой достигает двадцати пяти сантиметров. В кульминационный момент рассказа мосье Муанье неожиданно спустил меня с поднебесной выси на грешную землю.

_ Нет, это не мое хобби, я профессиональный поставщик бабочек для коллекций. Вот моя визитная карточка, пожалуйста. Если кому-либо в Польше понадобятся мои услуги, прошу запомнить: Париж 16Е, рю Гюстав Зеде, 16. Муанье поставляет любое количество каких угодно бабочек, даже оптом.

По-видимому в целях рекламы, француз достал из своего саквояжа картонный конверт, из которого вытащил крупный, но не слишком яркий экземпляр насекомого, похожего на ночную бабочку.

— Atlacus atlas, — восторженно ахнул Стах, который в свое время безумно увлекался бабочками.

— Да, это крупнейшая бабочка в мире, если измерить поверхность ее крыльев, — сказал Муанье. — Я поймал ее три дня назад.

С мосье Муанье можно было говорить о бабочках бесконечно. Он рассказывал о прозрачности их крыльев, об узорах на них, о повадках одной из самых редких бабочек d’Urvillea… Я всерьез начал подумывать, не остаться ли еще на неделю в Тапини, чтобы посвятить себя ловле этого радужного великолепия.

К счастью, Лазаро, который уже знал, с каким любопытством мы разглядываем все, что нас здесь окружает, громко закричал и позвал к себе. В руке он держал змею двухметровой длины, ярко-зеленую, как свежий лук, и толщиной приблизительно с женское запястье.

— Питон. Неядовитый, — пренебрежительно заявил услужливый водитель и… подал мне пресмыкающееся.

Если бы это произошло два месяца назад, я, наверное, с криком отшатнулся бы, но после экспедиции в Австралию перестал быть «брезгливым» и мог голыми руками брать ящериц, лягушек и прочую гадость. Подарок Лазаро не произвел на меня поэтому особенного впечатления. Впрочем, питон был как-то малоактивен, да и эта его пленительная зеленая мантия…

Наш новый знакомый кончил плохо. Переходил из рук в руки, а когда дошел до Мартина, ударился несколько раз своей зеленой головой о ближайшее дерево и теперь уже мертвый в качестве зоологического экспоната перекочевал в багажник нашего «лендровера».

На прощание мы крепко пожали друг другу руки. Две трети автомобильного парка Тапини разъехались в противоположных направлениях. Лазаро становился все веселее, до свидания с его ребятишками оставалось меньше двух часов езды.

Наша следующая встреча уже не сопровождалась веселым обменом мнений. У очередного поворота навстречу нам вышла необычная процессия. Двое новогвинейцев несли в подвешенном на длинной жерди полотнище какого-то человека. Так больной на плечах своих соплеменников путешествовал в поисках помощи. Мы остановились, и тесный «лендровер» пополнился еще одним пассажиром, который не занял, правда, много места. Исхудалый, с кожей землистого цвета, он весил, пожалуй, не больше ребенка. Неподвижные глаза, никакой реакции. Напрасно Лазаро и Гэс обращались к нему на разных наречиях, больной сидел, склонившись головой к коленям, и до конца пути не произнес ни звука и не изменил своей позы.

Мы привезли его живым, но в день нашего отъезда из Тапини его уже не стало. Не помогла ни медицина, ни больничный уход. Быть может, деревенский шаман или какой-то недруг заклял его, а он — как и его предки — верил, что нет уже теперь ему спасения.

Последний завтрак в Тапини мы разделили с механиком, который ожидал покрышки к трактору. Он монтировал его по мере поступления отдельных частей уже более десяти дней. Покрышки ему должны были доставить на той же машине, на которой мы покидали владения мистера Гарди.

Самолет прилетел с незначительным для этих мест двухчасовым опозданием, и пилот настойчиво торопил пассажиров. Как обычно, на трассе снова собирался туман.

На этот раз в нашем распоряжении оказался двухмоторный самолет, так как нам предстоял более длительный перелет в Лаэ, один из крупнейших городов Новой Гвинеи, расположенный у залива Хьюон. По пути мы должны были совершить посадку в Булоло, небольшом поселке, получившем известность после открытия там в 20-х годах золотых россыпей. Тропическая «золотая лихорадка» началась в 1926 году, а десять лет спустя в Булоло работало уже около двух тысяч белых и свыше семи тысяч аборигенов — немалое количество по тем временам. Магия желтого металла совершила своего рода чудо, которое воплотилось в доставку по воздуху (конечно, по частям) многотонного экскаватора. В 1 УЗЬ году на Новой Гвинее было добыто золота на сумму в два миллиона австралийских фунтов, а в последнее время его добыча не превышает шестую часть этой суммы.