У аборигенов Океании

В пылу беседы я уже позабыл было о своих ушибах, но ими заинтересовался наш новый знакомый. Тщетно ссылался я на пустячность ранок, однако пан Ежи проявил особое участие к неожиданно встреченному им соотечественнику. Именно он и был владельцем моторной лодки или, вернее, глиссера, который мы заметили, когда поднимались в гору. Глиссер стоял теперь у подножия вулкана. Сивковский посадил в него своего пассажира, а также нас обоих, и мы помчались, оставляя за кормой длинный хвост пены. На пристани моими ранками занялась жена пана Ежи — Корал, коренная австралийка.

Следующие два часа мы провели в укромном уголке местного яхт-клуба. Наш соотечественник был его активным членом, как представитель фирмы, продающей подвесные лодочные моторы. Как раз в этот день он организовал регату молодежных лодок класса «кадет».

Юниоры мужественно состязались, заполнив залив массой треугольных парусов, а пан Сивковский мчался на своем глиссере, оказывая помощь наиболее незадачливым любителям парусного спорта. Стремительный глиссер то и дело отчаливал от берега и несся, эффектно скользя по водам залива. Как гордо подчеркивал его владелец, это было самое быстроходное судно на всем архипелаге.

Регата кончилась. Родители юных победителей не скрывали гордости за своих детей. Нас же пригласили в гостеприимный дом Сивковских. У его хозяина, как и у большинства поляков, попавших волею судеб в отдаленные страны света, была яркая биография. Во время второй мировой войны, еще юношей, он попал на Ближний Восток. С ручным пулеметом Сивковский прошел немалый путь, воюя с гитлеровцами, а после войны выехал в Австралию. Принимался за разные занятия, испытал множество опасных приключений, добывал золото (этот желтый металл манит почти всех пришельцев), пока наконец не поселился в Рабауле, где и женился. Здесь он ассимилировался настолько, насколько позволяла его истинно польская душа, всегда и повсюду тоскующая по обыкновенной иве, склонившей свои ветви над тихим прудом.

Свои военные воспоминания пан Ежи запечатлел в принятой им новой фамилии. К наименованию оружия (пулемет Брен), с которым он воевал, прибавил букву «д». А так как жене нравилось имя Дик, то появился Дик Бренд, весьма уважаемый житель Рабаула с открытым славянским лицом и огромной копной льняных волос.

Когда дома у пана Сивковского мы просматривали его фамильный фотоальбом, лукавые духи Матупита не преминули вписать дополнительную сенсационную главу в историю нашего знакомства. Одна из фотографий показалась мне знакомой.

— А это кто?

— Мой брат, проживает в Польше.

Все сомнения отпали. Это был инженер Сивковский, принимавший участие в первом рейсе польского судна «Транспортовец». Около года назад я плыл на нем из Кубы в Мексику. Инженер Сивковский находился на его борту в качестве представителя завода, производящего судовые грузовые краны.

Странно оборачиваются порой человеческие судьбы. Братья не виделись много лет, а я неожиданно стал нитью, связавшей этих двух людей, — нитью, равной, шутка сказать, расстоянию между Гаваной и Рабаулом.

В тот вечер наш магнитофон вместо звуков, сопровождавших магические обряды Дук-дук, запечатлел магию сердца сына, передавшего на магнитофонной ленте своей престарелой маме в далеком Быдгоще слова, которые в подобных случаях обычно передают матерям.

Пан Сивковский был крайне огорчен, узнав, что завтра рано утром мы покидаем Рабаул. Наш багаж пополнился частицей польского сердца, но эту поклажу мы унесли с чувством истинного удовлетворения.

Распрощавшись с Рабаулом, мы отправились на небольшой шхуне, груженной копрой, в Маданг, один из важнейших портов Новой Гвинеи, до которого было не более двух суток пути. Все путешествие, пропитанное запахом копры, по залитым солнцем водам Новогвинейского моря протекало безмятежно. Трудно было поверить, что всего четверть века назад здесь происходили кровавые сражения, в которых погибли тысячи американских и японских солдат.

К концу плавания перед форштевнем нашей шхуны показались берега залива Астролябия, обязанного своим названием кораблю Дюмона-д’Юрвиля[46], а со стороны левого борта шхуны легкий бриз покрывал рябью воды пролива Витязь. Перед нами высился над морем горный массив, расположенный на участке побережья, именуемого Рэй-Кост. Одна из его вершин носила имя коренного варшавянина Яна Станислава Кубари.

Гора Кубари, залив Астролябия, пролив Витязь — три названия, увековечившие деятельность выдающихся исследователей трех национальностей на одном небольшом участке экзотического побережья.

Дюмон-д’Юрвиль, французский мореплаватель, наряду с Джемсом Куком, одним из самых выдающихся исследователей Тихого океана, достиг больших успехов в изучении этого региона и обнаружил следы погибшей экспедиции Ж. Лаперуза[47].

Н. Н. Миклухо-Маклай был первым европейцем, высадившимся в этой части Новой Гвинеи. Знаменитый русский антрополог и этнограф более ста лет назад (в 1871 году) покинул борт «Витязя» и более пятнадцати месяцев провел среди новогвинейцев в районе залива Астролябия.