— Не тужи, Никита! Ты — хуторянин, я — хуторянин! Голытьбе не отдадим хуторов! Удержимся! А советчиков перебьем, перевешаем! Сила у нас, Никита!
— У них силы поболе, — вздохнул Минай. — А у нас маловато…
— Много, Никита, еще как много. Сотни людей! И все как на подбор…
Услыхав болтовню опьяневшего Парфена, с другой половины в горницу вошли его сыновья — сначала один, потом второй, а немного погодя — третий и четвертый. И все какие-то хмурые, выцветшие, обросшие.
— Нализался? — зверем глянул на Парфена бородатый, как и он, сынок. — Придержи язык. Понял?
— А что такое? — сразу обмяк Парфен. — Свой человек. Хуторянин. Соли нам привезет. Давно соли…
— Соли! — перебил старика сын. — А ты документы у этого хуторянина проверил?
— А что там проверять? Вот они, его документы, — показал в окно на лошадей, на телегу. — Если человек ездит на таких конях, — это не босяк, а человек.
Должно быть, этот довод убедил и сыновей. Притихли они, стали поглядывать на чарки, шкварки, на недопитую бутылку спирта.
— Садитесь, хлопцы, угощайтесь, — предложил Минай.
— А чего там, садитесь, сыны!
— Чего, чего! — передразнил его мрачный бородач. — Сам все вылакал…
Шмырев вышел и вернулся еще с тремя бутылками спирта.
— Вез на соль менять, да мне добрый приятель устроит мешок-другой и без этого. С вами посижу, хлопцы, отведу душу.
— А что, наболело?
— Он еще спрашивает! — махнул рукою Минай, поглядев в глаза старшему из сыновей. — Наболело, браток, еще как наболело. Крепко нас, хозяев, стали прижимать… Дожили! Соли, и той нету!..
— Свой человек, — поднял осоловелые глаза Парфен. — Я ему сразу поверил.
Поверили и сыновья «своему человеку». Потянулись чокаться, обниматься, а он вдруг уронил голову на стол и захрапел. Сыновья еще долго пили, а опьянев, заспорили, кому из них, идти на какую-то Барсучью гряду, чтобы передать братве, что завтра в полночь на хуторе будет самый главный и что он хочет поговорить со всеми хлопцами…
«Эге, — подумал Минай, — вот что за «сыновья» у этого ворона! Бандиты! Ну, приводите своего матерого волка. Не выпущу вас из этого логова!»
Чуть свет, когда «сыновья» еще отсыпались, Минай велел своему «батраку» запрягать.
— А чайку не хочешь, человек? — словно из-под земли вырос Парфен. — Или молочка?..
— A-а! Доброе утро, Парфен! — шагнул ему навстречу Минай. — Спасибо за гостеприимство. Поеду по холодку. Бывай, Парфен. Жди. Заеду.
— Жду, жду. И тебя и соль жду.
— Будет соль, Парфен!
«Насолю я вам, подлюги, — выезжая за ворота, думал Минай. — Такую кашу заварю, что не расхлебаете и подавитесь ею».
Дорога повела в густой, темный ельник. Порядочно отъехав от хутора, свернули на узенькую дорожку и вскоре добрались до того глухого местечка, где вчера в малиннике спрятал Минай Филиппович пулемет и ящики с гранатами. Распрягли лошадей. К вечеру сюда должны были прийти «косцы», «плотники», «шорники». В назначенное время все они были на месте.
— Садитесь, хлопцы, ужинать будем, — и Минай Филиппович стал развязывать мешок с харчами. — Рассказывайте, что делается на ваших хуторах. Какие новости?
— Новости хорошие, Минай Филиппович. Напали мы на следы бандитских атаманов, — доложил один из «косцов». — Надо устроить облаву.
— Устроим, хлопцы. А сегодня обложим волков в их логове за этим вот ельником. В полночь там соберется вся стая, прибудет самый матерый волк, вожак этой бандитской шайки.
И Минай Филиппович рассказал своим бойцам обо всем, что видел и слышал на хуторе. Обсудили план действий и уже в темноте двинулись в путь.
Было за полночь, когда Минай негромко постучался в ворота.
— Кто там? — тотчас послышался приглушенный, встревоженный голос Парфена.
— Это я, Парфен. Никита.
— Никита? А чего ж ты вернулся?
— Ось сломалась, будь она неладна. Может, у тебя, Парфен, запасная найдется?..
Отворилась узенькая калитка, и как только Парфен вышел со двора, дюжие хлопцы навалились на него, заткнули какой-то тряпкой рот, связали и положили на подводу.
В обеих половинах хаты горели подвешенные к потолку лампы. Стояла лампа и на столе, за которым сидели, видно, главари шаек. Заглянув со двора в окна, Минай Филиппович прикинул: «Добрых полсотни лесных разбойников, а у меня всего два десятка людей. Всех бандитов живыми не взять. Будут отстреливаться, прольется кровь моих людей. А они и так уже много пролили ее: режут, вешают бандиты коммунистов, комсомольцев без всякой жалости. Так чего ж их жалеть?»
Приняв решение, Минай Филиппович приказал:
— За дело, хлопцы! Выбивайте прикладами окна, пускайте в ход гранаты!
Зазвенели стекла, полетели в окна гранаты. Операция была проведена быстро и без потерь в боевой дружине Миная. Уцелевших бандитов и одного из атаманов связали и тоже бросили на подводу, которая тут же углубилась в ельник…
— Узнают бандиты на других хуторах про наш налет — бросят свои обжитые норы, уйдут, а там ищи-свищи, — говорил своим хлопцам Минай. — Надо опередить бандитов.
— Надо, Минай Филиппович! — поддержал его «косец», который разведал про второе бандитское гнездо. — Отклад не идет на лад. Пошли! Я покажу дорогу к бандитским норам.