Завуч сказала: «Дружи с таким!» Ха! Как будто от нашего желания что-то зависит! «По моему хотению, по щучьему велению!» Хотение-то у меня есть, подайте сюда говорящую щуку, я ей желание продиктую! Я по-прежнему
Я хранила тайну. Наконец-то я поняла, почему. Галя была права, когда говорила, что я хочу приберечь его для себя. Просто это желание было так глубоко во мне спрятано, что я не сразу сама с собой разобралась. И подсознательно не говорила никому, кто он такой.
Я не хотела, чтобы
– Погляди. На четвертой парте у окна. Жгучий брюнет.
Галка прошлась и один раз, и второй, и третий. И все время пялилась на четвертую парту. И сделала вывод:
– Он интересный. В такого можно влюбиться. Я тебе разрешаю.
– Ха-ха, – сказала я. – Галчонок, я и без твоего разрешения…
– Что? Влюбилась уже? – Галка притворно нахмурилась. – Без моего разрешения?
– Да нет, нет, ни капельки, я шучу. Просто все вы пристали с ним – покажи, покажи. Словно он лохнесское чудовище.
– Жалко, что его нельзя сфотографировать, – сокрушалась Галка, – далеко, телефон не возьмет.
Смешно я размышляла. Как будто если не скажу, про кого я написала в своей заметке, девушки
Мои надежды были смешны и нелепы.
Домой мы с Галкой всегда возвращаемся вместе. Она живет недалеко от меня. Но сегодня подруга задержалась в кабинете технологии, срисовывала из журнала узор для вязания крючком.
– Подожди меня, – попросила Галка. – Куртку мою из раздевалки добудь, воротничок разгладь, пуговки расстегни…
– Галчонок, может тебе ее постирать в туалете?
– Шучу, шучу… пуговок там вообще нету, – засмеялась Галка.
– Только ты смотри не сильно задерживайся! А то я тебя знаю!
– Five minutes, честно!
Я уже надела куртку и затянула пояс, стоя перед зеркалом у раздевалки.
– Как коньки? Целы?
Незнакомый голос прогудел этот вопрос почти в самое ухо. Я вздрогнула. Потом замерла. Сердце застучало, как мамина швейная машинка. В зеркале за моим плечом отражался
– Какие коньки? – растерянно переспросила я. И снова покраснела, как тогда, столкнувшись с ним в дверях его класса.
– А в каких ты в автобусе ехала?
Узнал! Он меня узнал! Давно узнал!
– А… это ролики были! – Я засмеялась. – А ты думал, коньки?
Все во мне трепетало. Он заговорил со мной! Первый!
– Я шучу. Знаю, что ролики. Я же видел. Нет, ты так на мою ногу наступила, что я думал, это настоящие коньки, зимние. Знаешь, есть такие, ножи называются.
– Знаю, конечно. Прости!
– Могла бы и сразу извиниться.
– Прости, – снова повторила я. – И – большое тебе спасибо!
– А спасибо за что?
– Ну, ты ведь мне помог… практически из-под колес достал!
Он засмеялся. Откинул со лба челку. Даже не так. Он запустил в нее пятерню, собрал челку в пучок, подергал за нее, как будто наказывал себя за что-то, и отпустил. Челка привычно отправилась на прежнее место, закрыв брови.
– А-а… А я даже не заметил, что спас. Правда, что ли? Но все равно – пожалуйста… большое!
Мы засмеялись. Я с облегчением вздохнула. Наконец-то ему спасибо сказала! Это был мой должок, и, между прочим, он меня сильно беспокоил! Написать благодарность в газете – одно, сказать, глядя в глаза, – совсем другое!
Мне бы отойти от зеркала. Давно пора! Другим девчонкам тоже надо посмотреться! Но я не могла сдвинуться с места, словно приросла. Так нравилось стоять с ним рядом. Его голос приковал меня к полу. Я стояла, глядя на себя и на него. Любуясь. Я в белой маленькой шапочке. С распущенными по плечам белыми волосами. Он в темно-синей толстовке. С черной челкой до глаз. Улыбается по-прежнему и стоит какой-то сейчас знакомый-презнакомый, как будто я его сто лет знаю, как будто мы учились вместе с первого класса или даже ходили вместе в детский садик.
– Заметку твою прочел, – сообщил он. Его голова почти коснулась моей головы! Мне стало тепло. Жарко! У нас не школа, а тропики!