Отсюда, с Красного холма, собственное войско, стоявшее поблизости, представлялось поистине огромным. Каким, впрочем, оно и было на самом деле. А Дмитриевы воины, находящиеся в нескольких верстах впереди, выглядели куда как менее внушительно.
Мамай высоко вскинул голову и простер руку в сторону Куликова поля:
– Во славу Аллаха всемогущего и милосердного – вперед!
Царевичи, мурзы, вельможи склонили голову в знак повиновения. И, развернув коней, ринулись вниз, к войску. Начинать сражение.
Но такому, видимо, всемогущий Аллах судил быть дню, что повелителю Золотой Орды, его величию, выпадали сегодня испытания. Едва он успел опустить грозно выброшенную руку, как на холм стал торопливо взбираться всадник в расстегнутой рубахе, без шапки, красный от возбуждения.
Мамай грозно свел брови и сжал кулаки, распаляясь лютым гневом. Этого еще недоставало! Рязанский перебежчик, оказавшийся совершенно бесполезным, своим неуместным появлением поганил святую минуту. Выяснилось: в Москву ему заказана дорога – знают как облупленного. Тож с Рязанью. Великий князь Олег умен и хитер. Проведал, где успел побывать его гонец.
Превозмогши бешеное желание собственноручно снести голову настырному русу, правитель Орды был щедро вознагражден.
Без положенных приветствий и приличествующего почтения выкрикнул, задыхаясь, Гришка Хряк:
– Светлый хан! Не гляди на черное знамя. Нет там князя Дмитрия!
Редко кому случалось удивлять испытанного жизнью повелителя Орды, но тут он изумленно рявкнул:
– Врешь, собака!
– Истинный Бог! – перекрестился Гришка, совершая кощунство, пропущенное Мамаем, ибо для него истинным богом был Аллах. – Под знаменем великого князя – его любимец, боярин Михайло Андреевич Бренк. На нем великокняжеские доспехи, и конь великого князя под ним…
– Где же Дмитрий?
– Сказывают, хочет биться среди простых воинов!
– Вот оно что! Хорошо служишь! – похвалил хан. – Бери людей, ищи! Ты мне нравишься!
С полусотней отборных воинов скатился Гришка Хряк с Красного холма. Знатная охота предстояла: на самого великого князя московского Дмитрия!
Стремительно возносилась звезда бывшего рязанского мясника Григория Хряка! Высоко!
А Мамай удовлетворенно думал: доколе есть рознь и вражда промеж русских – быть им под его властью, под властью его сыновей, внуков и правнуков…
Глава 13
За землю Русскую!
Шестой час после восхода солнца. Поднялось оно над Куликовым полем по-осеннему холодное, однако приветливое и ласковое на высоком родном небе.
Жить бы да жить под таким небом! Горя не ведать, а лишь повседневные заботы… Ино тяжелые, да и сладкие: корову подоить, сена накосить, курей покормить, лошадке протянуть лакомое. Если в городе – справить какое городское дело. Мало ли их!
Так нет.
Нет мира-покоя Русской земле.
Ордынцы. В который бессчетный раз!
Вон куда протянули лапу! И далее бы. Да опередил великий князь Дмитрий Иванович московский со своей ратью.
Небо ясное, словно умытое давешним туманом. А на земле две черные тучи, два войска друг против друга. Из небесной тучи – дождь, водица. Здесь же быть другому дождю – кровавому.
Десять – тринадцать верст вдоль и, верно, столько же поперек – каждое войско. С одного края на другой – конем скакать!
Изготовились русские полки. Давайте, гости дорогие! Незваные-нежеланные, чтобы вам со счастьем проститься на веки веков!
Вопят ордынцы. Свистят на разные лады. Улюлюкают. Ломаным русским языком выкрикивают площадную брань.
– Эва, поганые, расходились! – ворчал Найдён. Ноги широко расставлены, щит – вперед, меч зажат в правой руке.
Плюнул аж Тюня.
– Ишь как сквернословят!
А тут новое диво.
Из ордынского ряда выскакал воин, росту и мощи огромных. Должно, на то был назначен загодя. Конь под ним – под стать. Что Тюня – Найдён с Михой пораскрывали рты. У воина в руках копье – дерево срубленное. И тем копьем поигрывает, словно легкой палочкой. Рот ощерен, свирепо по-своему кричит.
– Эва, идолище-то! – изумился Тюня. – А орет что?
– Это, Тюня, – сказал Найдён, – он тебя зовет-приглашает на бой.
Обиделся хлипкий, малорослый Тюня:
– Все ли, как ты, родились на свет бугаями? Каким быть, от Бога человеку дано. Грех насмехаться! Чем зубы скалить, вызвался бы сам!
– И вызвался, будь конным… – сказал Найдён. – Да и пешим заткну глотку-то!
Шагнул вперед.
– Брось! Погоди, – остановил Миха. – Найдешь себе по плечу. Эва, их сколько! А на этого сыщется свой охотник.
И точно. Едва проговорил Миха, из ряда русских выехал воин. Страшного обличья, как ордынец, не имел. Но росту высокого и крепости доброй. И конь у него не так громаден, однако тоже крепок. И копье без устрашения. Обыкновенное боевое копье. Но на удивление – нет на нем ратных доспехов. В монашеском подряснике*, а сверху схима* – черное монашеское одеяние с вышитыми алыми крестами. Случись тут Бориска, тотчас бы узнал знакомца своего, инока Александра Пересвета, в том воине.
– Бей окаянного! – ободряли из русского войска.