У дороги

– Фу, как неприлично! – кричит Ида. В ее записке речь идет о поцелуях– лейтенант читает записку вслух, щекоча своими усиками щеку Иды.

Гости слегка отодвинулись от стола, дамы обмахиваются салфетками. Молодежь раскраснелась от жары и молочного пунша, его наливают гостям из больших серых кувшинов.

Щупленький студентик провозглашает тост за «патриархальный дом пастора Линде», все встают и кричат «ура». Студентик чокается с пастором.

– Ах вы, юный революционер, – как же это вы пьете за мое здоровье? – спрашивает пастор.

– Можно питать уважение к личности, – отвечает щупленький студентик.

– Верно, верно, – говорит пастор Линде. – Все верно. Молодежь должна за что-то бороться, не правда ли, фру Абель?

Фру Абель не сводит глаз со своей Малютки-Иды. Малютка-Ида такая резвушка. Она почти лежит в объятиях лейтенанта.

– Конечно, ваше преподобие, – отвечает фру Абель. – Ида, душенька моя (душенька не слышит), Малютка-Ида, ты не хочешь чокнуться со своей мамой? – говорит фру Абель.

– За твое здоровье! – говорит Малютка-Ида. – Лейтенант Нильсен, – она протягивает ему бокал, – чокнитесь с мамой…

Вдова Абель улыбается:

– Ах, чего только она не выдумает, моя Малютка-Ида… Щупленький студентик интересуется, читала ли фрекен Хелене Софуса Шандорфа…

Фрекен Хелене читает только книги из местной библиотеки.

– Я убежден, что это направление – благороднейший результат деятельности нашего титана Брандеса… И вообще свободы духа.

– Брандес? А-а, это тот самый еврей, – говорит фрекен Хелене. На мельнице именно так представляют себе свободу духа.

А студент уже воспарил к великому Дарвину.

Бай что-то сказал фрекен Иенсен, и та вспыхнула до ушей.

– Гадкий, – говорит фрекен Иенсен и хлопает Бая по пальцам.

– Хус, – говорит Катинка. – Надо принимать жизнь, как она есть… и…

– И что?

– В ней ведь все-таки столько хорошего…

– Лейтенант, – кричит фрекен Ида, – вы чудовище!

Старый пастор складывает руки и кивает.

– Поблагодарим хозяйку за угощение, – говорит он и встает.

Все с шумом поднимаются из-за стола, наперебой благодарят хозяйку. Агнес уже сидит за роялем в гостиной – сейчас начнутся танцы.

– Хотела бы я знать, обратила ли ты внимание на Иду,:– говорит матери Луиса-Старшенькая. – Я готова была сквозь землю провалиться.

Малютка-Ида танцует в первой паре с лейтенантом.

– Больше задора! – кричит фрекен Агнес. Она играет песенку из ревю «На канапе», так что струны гудят.

Бай кружит Катинку, – держась за руки, они мчатся из одной комнаты в другую.

Впереди всех пастор Линде в паре с фрекен Иенсен – она только охает.

– Линде, Линде! – кричит пасторша. – Ведь у тебя ноги больные!

Фрекен Агнес барабанит по клавишам, так что в ушах звенит.

– Боже мой, я сейчас умру, – говорит дочь мельника Хелене.

Внезапно музыка обрывается. Запыхавшиеся пары в изнеможении валятся на стулья вдоль стен.

– Фу, даже жарко стало, – говорит Бай лейтенанту, утираясь платком. – Хорошо бы пропустить кружечку пива.

Лейтенант совсем не прочь. Они бродят по комнатам. В столовой на подоконнике стоят бутылки с пивом.

– Это что, деревенское пиво? – спрашивает лейтенант.

– Нет, от Карлсберга.

– Тогда я не прочь.

– Вот укромный уголок, – говорит Бай.

Они входят в кабинет пастора, маленькую комнату, где на выкрашенных в зеленый цвет полках стоят сочинения Эленшлегера и Мюнстера, а на письменном столе копия торвальдсеновского Христа.

Они поставили бутылку на стол и сели.

– Я сразу смекнул, чем пахнет дело, – сказал Бай. – Но подумал, пусть его получает удовольствие, да заодно и она, подумал я…

– Огневая девчонка… Роскошная грудь… И танцует здорово. Так и прижимается к тебе.

– А что ей еще остается, бедняжке, – сказал Бай и осушил свою кружку.

– А та, другая, что за особа? – Лейтенант имел в виду фрекен Агнес.

– Превосходная девушка, – сказал Бай. – Но это совсем другой коленкор, – сказал он. – Приятельница моей жены.

– Вон что, – сказал лейтенант. – Я так и подумал: эта из таковских – поговорить, а больше ни-ни.

Собеседники перешли к широким обобщениям.

– Провинциальные девицы, – сказал лейтенант. – Они, само собой, недурны… но… Понимаете, господин начальник станции… Нет у них того обхождения. Что там ни говори… город совсем другое дело…

Сам лейтенант «устроился» весьма недурно.

– Я, видите ли, стою на частной квартире… Это куда лучше… Куда сподручнее… Незачем соваться во Фредерике или на Вестер…

– А девчонки там недурны?

– Лихие девчонки, накажи меня Бог, лихие девчонки…

– М-да, я ведь теперь поотстал… Ничего не поделаешь, человек семейный… На правах зрителя, лейтенант, только на правах зрителя… даже если иной раз отлучишься в город на пару дней…

– На правах зрителя, – повторил он еще раз.

– Можете мне поверить, лихие девочки, – сказал лейтенант, – и притом обходительные…

– Говорят, они уезжают в Россию.

– Да, говорят…

На пороге появился пастор Линде.

– А, вот вы где, господин начальник, – сказал пастор и вошел в кабинет.

– Да, господин пастор, мы тут сидим себе и философствуем… потихонечку… да еще прихватили парочку бутылок…

– На доброе здоровье. Здесь и в самом деле уютно. – Пастор обернулся с порога.