– Сюда нельзя, сюда нельзя! – Кто-то стучал в запертую дверь кухни.
Катинка решила, что это Хус.
– Это я! – закричала Агнес Линде. – Что тут происходит? Ее впустили, и она тоже принялась за дело. Ставили тесто для сладкого пирога – вымешивать его надо было долго-долго.
– Это для Хуса, – объяснила Катинка. – Он сластена. Любит сдобное тесто.
Агнес Линде месила тесто с такой силой, что оно пошло пузырями.
– Ох, уж эти мужчины. Им еще и пироги подавай, – сказала она.
Катинка вынула из печи противень.
– Попробуйте печенье, – сказала она. – С пылу с жару. Щеки ее горели, как медный таз.
К дневному поезду на станцию пришли фрекен Иенсен и Луиса-Старшенькая. Началось перестукиванье и дипломатические переговоры через кухонное окно.
– Учуяли, прости меня Господи, – сказала Агнес Линде. Она устало опустила руки и сидела в неловкой позе, зажав в коленях миску с тестом.
Мария вынесла им на перрон тарелку с печеньем.
Луиса от восторга так заерзала на скамье, что двое проезжих коммивояжеров смогли рассмотреть из окна поезда довольно большую часть ее «украшения».
Когда поезд отошел, в кухне открыли окна. На скамье Луиса-Старшенькая и фрекен Иенсен за обе щеки уписывали печенье.
– Ах, до чего же вкусно, фру Бай! Ну просто пальчики оближешь…
– Да, фру Бай хозяйка, каких мало, – сказала фрекен Иенсен.
– Ну, пошла молоть мельница, – сказала в кухне Агнес и снова взялась за тесто.
Бай распахнул окно конторы– оно приходилось как раз над скамьей.
– На что ж это похоже! – сказал он. – Мне не перепало ни крошки!
– Поделиться с вами, господин Бай? – спросила Луиса. – Разе вы тоже любите сладкое?
– Отчего нее, если кто-нибудь уделит мне кусочек, – «кавалерийским» тоном заявил Бай.
На перроне послышались возня и повизгиванье.
– Что там случилось? – крикнула из кухни Агнес.
– Мы подкармливаем птенчика, – сказала Луиса-Старшенькая. Она вскарабкалась на скамью и, выставив напоказ свое «украшение», совала в рот Баю печенье.
– Ой, он кусается! – вскрикивала она.
Именно в подобных случаях вдова Абель говорила:
«Ах, они все еще сущие младенцы, – они ведь совсем не знают жизни…»
Луиса-Старшенькая понесла к кухонному окну пустую тарелку. Крошки она подобрала пальцами. Сестрицы Абель не любили, когда что-нибудь пропадало зря.
Луиса заглянула в кухню через окно.
– Ах, если бы мама знала, – медоточивым голосом сказала она.
– Выходит, еще не пронюхала, – сказала Агнес, не отрываясь от теста.
Луисе-Старшенькой передали через окно фунтик с печеньем.
– Такую малость не стоит и тащить домой, – сказала Луиса старушке Иенсен, когда они вышли на дорогу.
Еще не дойдя до лесной опушки, они уписали все печенье. Луиса-Старшенькая бросила фунтик на землю.
– Луиса, детка, Боже сохрани… Фрекен Линде такая остроглазая… еще, чего доброго, заметит…
Фрекен Иенсен подобрала бумажку. В кармане она бережно расправила ее и завернула в нее три печенья, припрятанные для Бель-Ами.
Катинка устала. Как была, с засученными рукавами, она присела на колоду для разделки мяса и посмотрела на свои изделия.
– Это и в сравнение не идет с тем, что мы пекли дома к рождеству.
Она стала рассказывать, как они готовились к рождеству– ее мать, сестры и все домочадцы… Из теста для хвороста Катинка лепила поросят – бросишь их в кипящее масло – плюх – а они ломаются.
А братья старались потихоньку стянуть что по-вкуснее, – мать вооружалась большим половником и охраняла блюдо с хворостом.
А когда кололи миндаль, братья тоже не упускали случая утащить ядрышки, – бывало, от фунта миндаля остается меньшее половины…
В дверь постучали. Это был Хус.
– Сюда нельзя! – сказала Катинка, не открывая. – Через час… Приходите через час.
Хус подошел к окну.
– Подождите в саду, – сказала Катинка. Она заторопилась поскорее кончить работу и послала Агнес занять Хуса.
Агнес просидела с ним полчаса. Потом ушла.
– Управляющего Хуса занимать слишком уж легко, – рассказывала она Андерсену. – Ему надо одно – чтобы его оставили в покое и не мешали насвистывать в свое удовольствие.
– Где же Агнес? – спросила Катинка, выйдя в сад.
– Кажется, ушла.
– Когда лее?
– Да, наверное, час тому назад… Хус рассмеялся.
– Мы с фрекен Линде очень расположены друг к другу. Но разговор у нас не клеится.
– Сейчас будем укладываться, – сказала Катинка.
Они вошли в дом и стали упаковывать съестные припасы в большую корзину. Горшки для устойчивости перекладывали соломой.
– Плотнее, плотнее, – приговаривала Катинка, нажимая ладонями на руки Хуса.
Она открыла секретер и отсчитала несколько серебряных ложек и вилок.
– И еще я хочу взять веер, – сказала она. Она порылась в шкафу.
– Ах, он, наверное, в ящике.
Это был ящик, где хранилась шкатулка с котильонными орденами и подвенечная фата. Катинка открыла шкатулку с ленточками.
– Старый хлам, – сказала она.
Она сунула руку в шкатулку и небрежно поворошила ленты и ордена.
– Старый хлам. – И она снова стала искать веер.
– Подержите мою фату, – попросила она. Она протянула Хусу фату и шерстяной платок. – Вот он, – сказала она. Веер лежал на дне шкатулки.