У Элли опять неприятности

— Девочки! — воскликнул Пол, который тянул к платформе чемодан на колесиках. — Послушайте, постарайтесь вести себя цивилизованно. Вы будете скучать друг без друга…

— Да, — пожала плечами Люси. — Как скучаешь по прыщу, когда его наконец сведешь.

— Уж кому это знать, как не тебе, — парировала Виктория.

Меня больше беспокоил тот факт, что с работы отпросился Пол. Виктория всегда ищет повод сказаться больной, но Пол другое дело. Из-за него я чувствовала себя так, словно Люси действительно покидает дом.

Как будто он думает, что мы с ней можем больше не увидеться. У меня на глаза наворачивались слезы, когда я смотрела на младшенькую: возбужденную, широко улыбающуюся, сжимающую в руках билет и журнал для чтения в дороге. Она уезжает к мужчине, которого любит. Покидает нас без малейших сожалений. Так всегда и бывает, это совершенно нормально. В доисторические времена мужчина-неандерталец дал бы ей дубинкой по голове и утащил в свою пещеру в Корнуолле. В менее далеком прошлом она бы вышла замуж совсем юной и сейчас уже вела бы хозяйство и воспитывала детей. Сегодня, в нашем просвещенном обществе, она может решить свою судьбу сама. Сделать выбор. Разве не так? Или права Виктория со своей новой философией и Люси просто жертва собственных гормонов? Я с грустью смотрела на свою младшую дочь, вспоминая маленький розовый сверток, который я принесла из больницы девятнадцать лет назад; малышку в красных бархатных штанишках, бегающую по дому за своей старшей сестрой; хорошенькую девочку с двумя хвостиками, надевающую свое лучшее платье, чтобы идти на день рождения…

— Ты почему плачешь? — внезапно спросила у меня Виктория обвиняющим тоном.

— Я не плачу. Просто что-то в глаз попало.

— А как ты думаешь, почему она плачет? — к моему удивлению, рявкнул Пол. — Твоя мать будет скучать без Люси, и ты тоже, Виктория, хоть ты и не хочешь это признавать. — Он обнял меня за плечи, и это уже удивило меня до такой степени, что я чуть не подпрыгнула. — Не так уж далеко она уезжает, — мягко сказал он мне. — Ты всегда можешь поехать повидаться с ней. Это же не Австралия.

Я даже не смогла ему ответить. Я была слишком удивлена. И слишком шокирована.

Мы почти не разговаривали, когда возвращались со станции.

— Высади нас на углу, — сказала я Полу, когда мы подъехали к нашей улице, — если собираешься сразу поехать на работу.

— Не глупи.

Он подвез нас к дому, и Виктория выпорхнула из машины.

— Тогда чашечку чая? — предложила я.

— Нет… Нет, спасибо. — Пол сидел и хмурился, держась за ручной тормоз.

— Что ж. Спасибо, что отвез нас на вокзал и…

— Подожди. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Масса вариантов.

Я решил вернуться к тебе.

Я понял, что никогда не любил Линнетт.

Я хочу развестись.

Я хочу, чтобы Линнетт поселилась здесь и мы все зажили одной счастливой семьей.

Я не заплатил по счету ветеринару.

Ветеринар сказал, что Кексик болен, и очень серьезно.

Я потерял работу.

Я получил новую работу в Австралии и уезжаю завтра. Один вариант хуже другого.

— Ты меня пугаешь. — Мне не нравилось выражение его лица.

— Нет. Ничего страшного. Я просто…

Я ждала, пытаясь не дать волнениям затопить мой мозг и выплеснуться наружу.

— Просто мы выяснили, почему заболела Линнетт.

Продолжай. Значит, ее не травили кормом для рыбок? Я смотрела на него с неподдельным интересом:

— Да? И что же это было? Недоброкачественное пиво?

Он рассмеялся. По-моему, именно такой смех называется горьким.

— Ты почти угадала. Только не пиво — недоброкачественная еда. В недоброкачественном ресторане.

— И как вы это узнали?

— Ресторан закрылся. Там была санитарная инспекция. Несколько случаев пищевого отравления, причем всем становилось плохо через несколько дней после ужина в ресторане. У них была какая-то грязь на кухне.

— Боже. Какой удар для бизнеса.

— Да. Как я уже сказал, они закрылись. Наверное, об этом будет написано в газете.

— Какой именно ресторан?

— Тайский ресторан, на Нью-Парк-роуд. Рядом с…

— Баром «Золотоискатель».

— Ты его знаешь?

— Нет.

И теперь уже вряд ли узнаю.

— Линнетт нравилась тайская кухня, — сказал Пол. — Но, боюсь, больше она у них есть не будет.

Я тоже.

— Ну что ж, по крайней мере, загадка разрешилась. — Да.

Он выглядел совершенно несчастным. И поделом ему. Подозревать собственную жену в отравлении любовниц и котов.

— Я должен попросить у тебя прощения. За подозрения. Это было совершенно несправедливо.

— Извинения приняты, — сухо сказала я.

— Если бы ты не вела себя так странно…

— А я не вела.

— Если бы ты не угрожала Линнетт…

— Я шутила.

— Да. Мне очень жаль. Нам обоим жаль.

— Хорошо.