У Южного полюса

вином, каковое я благополучно проглотил.

Надо мной стоял бледный Элефсен, едва держась на ногах,

и выглядел так, будто он сейчас грохнется в обморок. С ним про-

изошло то же, что со мной. Свежий воздух из открытой двери

привел его в чувство. Элефсен, почувствовав, что теряет сознание,

бросился наружу, где быстро пришел в себя.

Хуже всех пришлось Гансону. Его непрерывно рвало. По

всей видимости, он сильно страдал. На лбу выступили капли

холодного пота. Он то и дело терял сознание, и мы боялись за

его жизнь.

Однако после ему стало лучше, и он крепко заснул.

Мы с Элефсеном начали искать причину этого неприятного

происшествия и обнаружили, что направление ветра за ночь

переменилось и ветер стал задувать в дымовое отверстие. На нашу

беду, ложась спать, мы оставили огонь в печке. Поскольку

дымовой клапан продолжал находиться в прежнем положении,

угарный газ стал проникать в комнату и заполнил ее. Ввиду того,

что помещение было плотно закрыто, в него почти не проникал

воздух снаружи.

На следующий день Элефсен и я чувствовали себя крайне

разбитыми. Нас мучил кашель, сильно болела голова. Гансон,

наоборот, казался молодцом, и лишь несколько позже его

состояние опять ухудшилось. Но, по-видимому, это ухудшение

ничего общего не имело с описанным выше событием. Весь

следующий месяц у него был неплохой аппетит.

Порой, однако, находило на него плохое настроение. Это

обстоятельство сильно удручало Элефсена и меня... Гансон

сомневался в том, что он быстро поправится, и поэтому просил,

чтобы врач поскорее вернулся на основную базу на мысе Адэр.

9 сентября, когда явились Муст и Фоугнер, я пустился

вместе с Элефсеном в дорогу, исполняя полученный с острова Йорк

приказ.

Начали мы собираться с пяти утра, рассчитывая рано уйти

и иметь перед собой долгий день пути, но смогли тронуться

только в полдень. С нами было трое саней и 18 собак. На двух

санях везли провиант и личные вещи, на третьих санях лежала

разборная парусиновая лодка.

Погода в момент отправления много не обещала. Барометр

уже дошел до 28,5 и быстро падал дальше. Наверняка можно

было ждать крепкого шторма.

Большие снежные облака, похожие на воздушные шары,

нависали над горным массивом на востоке и над горизонтом на юге.

Резкие порывы ветра поднимали время от времени вихри

снега.

Быть может, я был и неправ, выезжая в поход в такую погоду,

но мы и без того уже слишком долго задержались. Я знал, что

при сколько-нибудь нормальных условиях мы еще до

наступления темноты доберемся до большого айсберга, лежащего в

морской бухте.

Ивенс сопровождал нас часть пути, пока у берега приходилось

нам перебираться через труднопроходимые нагромождения льдов.

Он помогал нам пробиваться примерно с час; за это время

барометр упал еще на 2/10 дюйма.

После того как Ивенс с нами расстался, Элефсен и я

продолжали медленно продвигаться вперед. Наши тяжело груженные

¦сани каждую минуту опрокидывались из-за громоздящихся льдов.

Лишь после 5 часов пути, как раз тогда, когда разразился

ураган, мы достигли подветренной стороны айсберга.

Никогда не забуду я этой бури и всех ужасов последующей

ночи. Она всегда будет жить в моей памяти.

По счастью, прежде чем шторм достиг полной силы, мы

успели поставить палатку, накормить собак и приготовить себе еду.

В 5 часов пополудни барометр стоял на 28,2 дюйма. В 7 часов,

когда шторм уже бушевал, барометр показывал 28,1 дюйма,

в 9 часов мы зарегистрировали 27,9 дюйма.

Мы залезли в спальные мешки, но не для того, чтобы спать.

Ветер выл, шелк палатки хлопал, снежная пурга мела, морской

лед под нами трещал—все это полностью лишало нас сна.

Шторм крепчал с каждым часом. В полночь я счел

целесообразным установить вахту. Я вспомнил, что на севере и на северо-

западе видел открытое море. Мне пришла на память наша первая

поездка на санях и то, как быстро вскрылся тогда морской лед,

а также, как близко к гибели находились мы в ту поездку.

Сейчас, однако, вероятность нашей гкбели была гораздо больше.

Можно было с минуты на минуту ждать, что лед вокруг нас

разломает айсберг на куски.

Я попросил Элефсена стоять на вахте первые два часа и

разбудить меня незадолго до двух часов. Ночь была ужасной, я

трясся от холода в своем спальном мешке; в шелковую палатку

набился снег, барометр продолжал падать, шторм все усиливался.

Ровно в час ночи анероид показывал 27,8. Учитывая, что мы

находились непосредственно на уровне моря, низкое

барометрическое давление надо признать экстраординарным; такое

давление было зарегистрировано географами лишь раз—во время

тайфуна в китайских водах.

Треск и громыхание льда усиливались. Я счел наиболее

разумным покинуть палатку и в случае, если морской лед будет

взломан, искать прибежища непосредственно на айсберге, на

более высоком уровне. В том месте, где мы находились, лед имел

всего 2 фута в толщину.

Нас окружала полная тьма—не видно было даже стен

айсберга. Мы стояли, вперив взор в темноту, и нам казалось, что

видим темные дождевые тучи, свидетельствующие о наличии

открытого моря. И как раз в том направлении, где они нам

привиделись, раздался страшнейший треск льда.

Немного восточнее нас в айсберге имелась пещера, и мы