У красных ворот

Звягинцев завез Вику по ее просьбе к матери. Едучи домой, он думал о подробностях вечера: «Это ж надо — такой подарок не взяла! Цену, что ли, себе набивает? Завтра матери позвоню, выясню, что это значит. Может быть, я переборщил? Нельзя было так много в один вечер. И концерт, и шоколадный набор, и кольцо. Не привыкла к подаркам. С Наташкой куда проще. Она понимает что к чему». И Звягинцев решил вместо дома ехать к своей подруге.

Вике не хотелось появляться в своем новом доме с коробкой конфет. Это может обидеть Сергея. Она чувствовала себя все же виноватой перед ним.

Полина Петровна обрадовалась дочери:

— Хорошо, что приехала, Викуля. Не знала, как дождусь утра. Очень хочется узнать, как прошла встреча. Ну рассказывай, рассказывай!

Вика не спеша сняла пальто, прошла в комнату и, опустившись на диван, обмякла.

— Ты вроде недовольна, дочка? — с беспокойством спросила мать. — Что-нибудь не так?

— Да нет, все было так, только в конце он обиделся.

— Ну вот… — с огорчением сказала мать. — Что же?

Вика рассказала. Полина Петровна с ласковым восхищением посмотрела на дочь:

— Правильно поступила, умница. Показала себя, что ты не очень-то падкая на подарки. Он тебя больше уважать будет.

— Не в этом дело, мама. Я не думала авторитет у него зарабатывать. Просто не могла поступить иначе. Подарок такой принять — значит обязать себя перед ним. А мне Сережку жалко.

— Ну вот! Снова здорово… Он мне завтра позвонит, что сказать ему?

— Не знаю, просто не знаю… — ответила Вика в растерянности.

— Ну, Вика, ты не ребенок. Выбирай свою судьбу сама. Моя совесть чиста. Я как мать все сделала, чтобы ты горя-беды не знала. Счастье само к тебе в руки идет. Позвонит он мне завтра, дам ему твой рабочий телефон. Разговаривай с ним сама. Вот так! — И Полина Петровна хлопнула ладонью по столу.

Когда на следующий день Звягинцев позвонил Полине Петровне и с недоумением и обидой повел разговор, она сказала:

— Валентин Васильевич, я по-прежнему хочу видеть вас своим зятем. Уж вы наберитесь терпения. На всякий случай запишите телефон дочери. И не стесняйтесь, звоните ей.

РАЗГОВОР

Любовь Ионовна сидела за обеденным столом и, разложив книги, листала их, делала пометки в блокноте. Она готовилась к завтрашнему уроку. Федор Тарасович что-то писал, склонившись над письменным столом.

Было пасмурное воскресенье конца ноября.

Выпавший вчера снег таял, через открытую форточку слышался монотонный стук капель по черному железному карнизу.

— Федор! — Любовь Ионовна подняла глаза на мужа, сидящего к ней спиной.

Он повернулся:

— Да, Люба.

— Меня беспокоит семейная жизнь Сережи. То есть этой жизни фактически нет.

— Я понимаю тебя, — сказал он, смотря на жену поверх очков.

— Но, понимая, ты ни слова не сказал по этому поводу.

— Я думаю, Люба, они должны разобраться сами. Хуже нет — вмешиваться в семейные отношения. И так у них инфантилизма — болезни нашего времени — хоть отбавляй. Тебе не кажется?

— Все ты правильно говоришь, но ведь это наш сын. Душа болит.

— Вот с этого все и начинается. Из-за душевной боли родители хотят оградить свои чада от ухабов на жизненном пути. А когда видят, что ему или ей упасть придется, стараются соломку подстелить, чтобы не больно было. Сразу бросаются поднимать упавшего. И в общем наносят величайший вред.

— Так что же, по-твоему, Федор, надо самоустраниться?

— Ни в коем случае, Люба, но помогать только в экстремальных обстоятельствах. А сейчас Сергей проходит жизненную школу. И должен этот урок постичь один.

— В последнее время Вика два раза не ночевала дома. Говорит, что у матери оставалась, — сказала Любовь Ионовна.

— Вполне возможно, — предположил Федор Тарасович. — Зачем сразу плохо о человеке думать? А Сергей, по-моему, ко всему этому относится довольно спокойно или делает вид. Только, пожалуйста, ни о чем с ним не говори. Повторяю, он не ребенок.

— Ты прав, Федя, — согласилась Любовь Ионовна.

— А что Елена Анатольевна? — спросил Федор Тарасович.

— Она только сказала: «Жаль, не дождаться, видимо, мне правнука». В общем, что говорить, современная история.

Супруги замолчали. Каждый занялся своим делом. Снова стала слышна капель за окном.

СЕРГЕЙ И ВИКА

Позвонили. Сергей отворил входную дверь квартиры. На пороге стояла Вика с тортом и бутылкой цинандали. Не выпуская покупки из рук, она обняла Сергея и прижалась щекой к его груди.

— Плохо у нас, — сказала она. — Давай начнем все сначала.

Взяв ее за плечи, он слегка отстранил Вику и посмотрел в глаза:

— Пойдем.

В комнате Вика поставила свои покупки на стол. Они сели на тахту.

— Вика, милая, ты серьезно? Ты на самом деле?

— Да, Сержик.

Рядом с ним была Вика, но не упрямая, замкнутая, ожесточенная, которую он видел в последние недели и которая отталкивала его, а была Вика, когда-то первая позвонившая ему после ссоры, была Вика тех незабываемых феодосийских дней — ласковая, податливая, любящая, влекущая к себе; память о былом вызвала сильную, высокую волну страсти, она захлестнула их, отсекла от внешнего мира, перевернула, закрутила, и им стало ни до чего.