Штормовое предупреждение от 8 сентября («похолодание, сильные дожди и грозы») дошло до туристских организаций, но не вызвало у них ни малейшей тревоги, не возымело никакого практического результата. Штормовое предупреждение от 9 сентября вообще не дошло: Тимохина заполнила его «не на том» бланке. Номер телефона, по которому областной туристский совет должен был получить тревожное сообщение, в этом бланке отсутствовал. Сводку, переданную в эфир, туристские руководители, естественно, не услышали: на приюты и базы «не завезли» даже плохонькие приемники. Да если б и «завезли»!.. При той безалаберности, которая царила в туристском «ведомстве», вряд ли даже точнейший прогноз сыграл бы должную роль.
Эта безалаберность, это преступное легкомыслие существовали, конечно, и раньше. С тем же риском, с той же мерой опасности, с той же самой реальной возможностью попасть в западню к слепой силе природы шли и до девяносто третьей девяносто вторая, девяносто первая и все остальные. Так же не было плана спасения, так же «отменно» маркировали тропу, так же ждал своего часа «укомплектованный» аварийный фонд. И подготовка инструкторов была нисколько не выше.
Просто сжалилась, удружила природа, не подвела, выдала вволю тепла и чистого неба. Все обошлось. И казалось, так будет всегда. Беспечность и равнодушие, ставшие нормой рабочего поведения, как бы подтверждались самой жизнью: зачем тратить силы, зачем проявлять служебное рвение, если и так все идет хорошо? И туристские песни про сильных и смелых становились не призывом к истинной боевитости, к готовности встретить любую опасность, а ничего не значащим ритуалом — очередной галочкой о «проведенных мероприятиях».
Словесная трескотня, заполняющая вакуум, который образуется от беспечности и безделья, всегда сопряжена с огромными нравственными издержками, с материальным уроном. Иногда же, как видим, она превращается в подлинное бедствие. И может поставить человека на грань катастрофы.
В тот самый день, 9 сентября, когда — не в силу особенной человечности, а всего лишь в силу профессиональной обязанности — надо было проверить, какая будет погода, и принять реальные меры (задержать группу или придать ей для сопровождения отряд спасателей), Кононишин созвал на «важное совещание» большое и малое руководство всех турбаз и приютов, спасательные службы и инструкторов. Он важно рассуждал о чуткости к людям, о том, что надо «повысить», «поднять», «мобилизовать». И все ораторы — их было не меньше чем два десятка, — уткнувшись в бумажки, целый день долдонили про «прибывших на отдых, забота о которых составляет первейший долг каждого из нас». Долдонили, не слушая себя и не слушая выступавших, а тем временем оставались считанные часы до драмы в горах, где с трагической беспощадностью предстала по истинному своему паритету цена трескучего слова.
Работая над этим очерком, я перечитал десятки инструкций, приказов, положений, постановлений — великое множество документов, определявших права и обязанности тех, кто профессионально причастен к этому массовому, увлекательному спорту. И знаете, что оказалось? Все там есть — и про то, какими должны быть инструкторы, и про то, как готовить туристов к походу. Есть про маркировку тропы и спасательный фонд, про аварийные сроки, про метеосводки и сигналы тревоги. Все предусмотрено до мелочей: на бумаге — не в жизни.
Когда во время процесса и прокурор, и судья пытались понять, почему эти разумные правила столь дружно не выполнялись, один из подсудимых произнес звонкую фразу, которая заставила о многом задуматься: «Мы же не формалисты!»
Добавить к сказанному остается немного. После длительного следствия в Майкопе состоялся суд над главными виновниками разыгравшейся драмы. К уголовной ответственности были привлечены директор турбазы «Кавказ» Заробян, директор турбазы «Горная» Строев, старший инструктор Роговин, начальник контрольно-спасательного отряда Гайдаров и синоптик Тимохина.
Ни один подсудимый виновным себя не признал: все кивали на кого-то другого, а больше всего — на погоду. Получалось, что только погода одна виновата, а поскольку посадить ее на скамью подсудимых нельзя, то и судебный процесс становился вроде бы неправомочным. Получалось, что можно успешно работать только при хорошей погоде, а при плохой никто ни за что вообще не отвечает и, стало быть, спрашивать за печальный итог решительно не с кого.
Но суд с такой «божественной логикой» не посчитался. За преступную халатность виновные осуждены к лишению свободы на срок от двух до трех лет (три года — максимальное наказание по закону), некоторые условно. Приговор этот совсем недавно вступил в законную силу.