У крутого обрыва

Невеста — заводской инженер, недурна собой — тоже вышла замуж. За кого-то из участников обсуждения. Говорят, по любви.

Хотя случай, рассказанный здесь, по своей нелепости кажется уникальным, но вообще-то с беспардонным вторжением суровых «моралистов» в людские души мы встречались и раньше. Обычно такого рода набеги объясняют духовной бедностью, мещанским кругозором и любовью посплетничать, характерной для людей невысокой культуры.

Но тут мы как раз встречаемся с людьми культуры высокой. С учеными, любящими свое дело и ревностно служащими ему.

Институт, о котором идет речь, — солидное учреждение. Мне бы очень хотелось сказать о тематике его работ, об исследованиях, выполняемых коллективом ученых, — это было бы отличным фоном, на котором унылая нелепость «брачной церемонии» выглядела бы особенно контрастно. Но я не рискую даже намеком раскрыть его адрес: боль, которую «обсуждение» причинило герою этой истории, и без того велика. Назвать имена участников и место действия — значит сделать его драму всеобщим достоянием.

Конечно, проще всего было бы предположить, что эти научные сотрудники — специалисты высокого класса, эрудиты и полиглоты — по своей нравственной сути те же мещане, для которых тайны чужой постели куда интереснее тайн мироздания. Но все гораздо сложнее. Мы встречаемся здесь с явным непониманием того, что же такое общественная деятельность, в чем ее смысл, куда должна быть направлена общественная активность.

Наше общество воспитало в людях гражданский темперамент, потребность вникать в дела, которые, казалось бы, с точки зрения обывательской, их не касаются. Хозяйское отношение к тому, что происходит вокруг, — черта, присущая гражданину нашей страны.

Вопрос, повторяю, в том, куда, на что этот общественный темперамент направлен. Как проявляется. В чем.

Недавно пришла ко мне за советом молодая пара: железнодорожный машинист, которому через год предстояло окончить исторический факультет, и бухгалтерша со значком мастера спорта и с явными признаками скорого прибавления семейства. Бухгалтерша уволилась с работы «по собственному желанию», хотя ни малейшего желания увольняться у нее не было. Но не было, как она сказала, и другого выхода: ей «пришили дело»…

Юная финансистка, которая по совместительству была еще «старой» ватерполисткой, пловчихой, лыжницей и бегуньей, не привыкла заковывать тело в панцири и латы. А это, видите ли, шокировало ее коллег женского пола. Тем более что их замечания она встречала улыбкой. Улыбку они рассматривали как отягчающее вину обстоятельство.

Основная же вина была документально подтверждена протоколами, из коих явствовало, какого числа и какого месяца несчастная бухгалтерша пришла на работу: а) в прозрачной блузке, б) в короткой юбке, в) с оголенными плечами. Протоколы были составлены по всей форме и должны были лечь в основу сурового приговора, то бишь решения товарищеского суда.

За бухгалтершей числилось еще одно преступление: с работы ее иногда провожал домой сотрудник планового отдела. А этот сотрудник, увы, был женат. И хотя ни жена плановика, ни муж бухгалтерши — то есть те, кого это действительно касалось, — не взывали о помощи, в святой бой за нравственность ринулись сотрудницы бухгалтерии.

И вот уж полуответственные товарищи с полным сознанием своей высокой миссии полуделикатно выясняют, не плановик ли ненароком отец будущего ребенка? И уже готовится публичное заседание товарищеского суда с приглашением актива из смежных организаций. А возмутительница спокойствия просто уходит с работы. Она резонно решает поберечь нервы. Она предпочитает показаться трусихой, чем позволить грязными пальцами копаться в своей душе.

А кто ответит за попранное человеческое достоинство, за плевки в душу, за нервотрепку по пустякам, за бессмысленно украденные часы работы и отдыха?

А никто. Так уж повелось… Ведь война бушевала «из принципа». Бухгалтерия стала грудью за мораль. Она ополчилась на безнравственность и плохой вкус. И ждала за это не упреков, а грамот.

Что же, может, пора перестать вести войну с плохим вкусом? Может, не надо ополчаться на безнравственность, в чем бы та ни выражалась?

Нет, зачем же! Но невольно вспоминается ответ Константина Федина на коварную анкету одного литературного журнала: «Вести себя надо хорошо. Но надо превосходно знать — что же такое «плохо»?»

Принудительное введение в жизнь, мягко выражаясь, спорных, чисто вкусовых категорий — дело не только бессмысленное, но и вредное. Оно приводит к раздуванию низменных чувств, оживляет мещанские пережитки, искусственно противопоставляет одних людей другим из-за ничтожных, но весьма ядовитых пустячков. Отвлекая от серьезных и достойных внимания проблем, оно создает проблемы дутые, содержание которых справедливее всего назвать нулем. Достаточно вспомнить пресловутую «проблему» бород, или «проблему» причесок, или, еще того хлеще, «проблему» брюк — сначала узких, потом широких, потом дамских.