У меня девять жизней

— Не так уж одурела, — сказал Володя. — Они предубеждены против нас, не имеющих живых информационных центров, как мы были предубеждены против них, не имеющих письменности. Заметим, — он стенографировал и говорил, — заметим, что предубеждения такого рода всегда, или почти всегда неоправданны… Но каков темперамент!

— Постой–ка, — сказал Колька. Он узнал басистый голос Брахака и пошел к двери, стараясь не шуметь ногами. Проклятые ботинки!

— …Опасно. Я не хочу брать сторону тех или других. Разбуди Раф–фаи, заставь подняться… посади, повтори утреннее лечение…

— Кому помешали они, Брахак?

— Смири свой нрав. Приготовь раненого в дорогу… Теплой полуночи…

Колька прошуршал на прежнее место. Догнать Брахака, поговорить? Нет, навязываться мы не будем…

— Что такое? — спросил Володя.

— А ничего. Флиртует.

— Энергичная женщина, — затем невнятное бормотанье. Сидит, пишет.

Именно в эту секунду Кольку и прихватило безошибочное ощущение: влип. Бессмысленное такое, но безошибочное. Во что–то он ввязался или ввяжется сию секунду — он понял это но острой, мгновенной зависти к Бурмистрову, который спокойно собирает информацию, не влипнет и спокойно уйдет. Может, поблюет после перехода. А я влипну. На какой секунде? Кабы знать где упасть, так соломки подостлать. Стоит советоваться с Дхармой, не стоит? Где же этот Ахука, интеллигент чертов? «Приготовь раненого в дорогу…» Хорошо, если к баросфере, а, может, и еще кой–куда.

Он бы меньше беспокоился, разгуливай вокруг вооруженная охрана или толпы любопытных, пускай враждебные, или еще какие. Любая определенность лучше, чем это — просторный пустой дом, крякающие лягушки в стенах, белый профиль Рафаила и непонятная женщина.

Становилось не то чтобы страшно, а неприятно, как во сне. Нажимаешь, оно подается во все стороны, как резиновое, не прорвешь, одна надежда — проснуться…

Да, надо вырываться отсюда.

Дхарма вернулась, смотрит. Он кивнул ей, Володе сказал: «Ты, значит, посиди, а мы потолкуем». Подошел, присел на лежанку с нардиками. Как обращаться — «Дхарма» или «Мин»?

— Мин, я слышал голос Брахака. Он говорил об опасности?

Она сидела, зажав руки между коленями.

— Опасно… сопротивляться тем… кто придет за вами… — мысленно переводил он ее слова, — чтобы отвести вас… к железной дыне.

Неожиданно и фальшиво он осведомился:

— Разве мы мешаем кому–либо?

Она промолчала. Колька заглянул ей в лицо, и взгляд его отдернулся, как рука от раскаленного металла. Он отвернулся будто бы посмотреть на Рафаила, а глаза ее горели на нем, как два ожога.

Очень хотелось курить. Он шесть лет не курил. Сейчас руку бы отдал за сигарету. Смотрит! Сидит такая, какая есть — тонкая, гладкая и округлая, и коричнево–матовая, как старая скрипка — смотрит… Сопротивляясь неслыханному томлению, он злобно подумал что такие глаза надо под паранджой прятать, наглухо, насовсем…

Он разозлился — давно было пора. Злость отшибает сексуальные эмоции. Он хочет вернуться, и он вернется, тоже мне обольститель, светловолосая бестия… Злобно фыркнул на Бурмистрова — проверку придумал, экспериментатор! А ну, Карпов, прекратите эмоции… «Тик–так, тик–так, не стучите громко так». Вы еще не влипли, Карпов, и, будем надеяться, благополучно вернетесь в городок, под осенний мелкий дождичек…

Девушка молчала. Он спросил четким, официальным голосом:

— Кто желает нам зла, Дхарма?

Она ответила сдержанно:

— Раджаны никому не желают зла, Адвеста.

— О чем же толковал Брахак?

— Ученые Равновесия недовольны вашим пришествием…

— Постой, во имя Равновесия… — он перебил ее и осекся. За шесть часов в него вдолбили даже обиходные выражения: «Во имя Равновесия» — а он и знать не знает, какой в них смысл.

— Это ваше Равновесие, это… это охрана?

Он бы спросил: «Это полиция?», но слова не знал.

— Охраняют Охотники… — Она прищурилась на Кольку, подняла ладонь движением властным, ловким и очень выразительным: сейчас она объяснит именно то, что его интересует. — Охотники охраняют Равновесие от всего, живущего по ту сторону Границы. Он всего живого, с чем не могут справиться наматраны…

— Наматраны?

— Животные и растения, охраняющие Равновесие на Границе.

— А! Вовк, я тебе рассказывал.

Володя ухитрялся писать, балансируя блокнотом на колене — левой рукой придерживал очки. Дхарма теперь смотрела иными глазами, просветленными от любопытства, и вся ее фигурка выражала пронизывающий интерес. «Почему вы Головастые?» — задала загадку!

— Три солнца прошло, — заговорила она, — и три солнца я думала. Как все ученые, прослышавшие о железном доме… Охотники прошли на Птицах всю землю, Головастых нигде не встретив, — о–а, огромные кузницы построили железный дом! Таких нет на Земле… — Она как бы делала усилие, чтобы спросить, и не могла… — Врач Лахи думает, что вы рождены подобной Земле планетой, спрятанной за Солнцем…

— Изящная гипотеза, — пробормотал Володя. — Зеркальное отражение…

— Это говорил бритый, Врач, — быстро пояснил Колька. — Ахука — астроном, эх — куда же он подевался? Нет, Дхарма, мы не с планеты, спрятанной за Солнцем, мы… мы…