У меня девять жизней

— Не знаем, как наша Земля соотносится с вашей, — механическим голосом подсказал Володя.

Колька перевел. Девушка кивнула, пылая от смущения, как черная роза на солнце. Обычаи, что ли, запрещают им расспрашивать гостей?

— О Границах я скажу, Адвеста. Пришествие ваше означает, что Равновесие имеет иные Границы, сверх известных нам. Но первый закон Границы приложим и к железному дому: «Случайное полезно. Намеренное — вредоносно».

— Не понимаю.

— Я понимаю, — сказал Володя. — Продолжай.

— Намеренное вредно… А мы, Охотники, намеренно ввели вас в Равновесие, мы нарушили закон. Границы, ибо не могли вас прогнать, ибо Раф–фаи был ранен, и никогда прежде Границы не пересекались Головастыми. Нам должно было вас прогнать, Адвеста…

— То есть как прогнать?

— М–молчи… — с тоской сказал Володя. — Продолжай, мы слушаем.

— Что же мы, слепни, чтобы нас прогонять? — возмущался Колька. — Дхарма, в законе нет мудрости, вредно случайное, а не намеренное!

Она снова, как четверть часа назад, поразилась до оторопи, но сдержалась. Только повторила, глядя расширившимися глазами: «Вредно случайное, а не намеренное…» Неожиданно Бурмистров добавил масла в огонь.

— Разве мы — поедатели крыс? — спросил он и уставился на Дхарму.

Она ответила:

— Вы более вредоносны, Володия! Пожиратели крыс нарушают Малое Равновесие. Вы, железные Головастые, нарушаете представление ученых о незыблемом.

— Эге, подобрались к сути, — сказал Володя. — Что же вы считаете незыблемым?

Дхарма ответила одним словом, которое в переводе имело смысл: «порядок развития» или «степень развития».

— Поясни примером, — попросил Володя.

Она улыбнулась через силу:

— Умение производить поделки из камня или железа мы незыблемо полагаем нижним. Даже крии пытаются обтесывать камни. Умение выращивать и управлять мы полагаем умением Равновесия.

Опять Равновесие! Колька уже открыл рот, чтобы выяснить раз и навсегда, что подразумевается под этим понятием. Володя жестом остановил его.

— По этому пункту все, Николай. Оставь ее в покое. Не то мы делаем, ей мучительно трудно, по–моему…

— Жалостный ты мой. Почему ей — мучительно?

— Ты б не юродствовал, Николай…

Бурмистров был прав, наверно. Рехнуться было впору от неизъяснимого чувства — этот мир вывернут наизнанку, как свитер двойного плетения. Фактура та же, но все узоры наоборот.

Девушка поспешила воспользоваться провалом в разговоре — отошла к Рафаилу, потом к нардикам. Из стены достала бесхвостого зверька с огромными глазами, перламутровыми, как у бабочки — посадила на лежанку. Зверек стоял на четырех тонких лапках, как статуэтка, без движения.

— Смеркается, — буркнул Колька. — Ладно, подождем. Давай, в чем ты там разобрался? Что же такое — «Равновесие»?

— Гомеостазис, — сказал Бурмистров. — Мы остолопы. Гомеостазис, не более того… минутку, Коля. Я бы выделил два применения этого термина: обозначение состояния этого общества, и обозначение самого общества. Или сообщества, поскольку в нет включается и животный, и растительный мир. Синтаксически — я не путаю?

— Ты молодчина! — простонал Колька. — Я вот остолоп, точно.

— Ничуть не бывало, — с невозмутимостью отвечал Володя. — Нас учили языку порознь и без словаря. Когда со мной отрабатывали понятие динамического равновесия, я сразу подставил термин «гомеостазис», а ты, очевидно, термин «равновесие». Затем ты переводил в своей терминологии, а я механически записывал. Так и шло, пока я случайно не прослушал сам фразу «Пожиратели крыс нарушают малый Гомеостазис». Понятно?

— Ты молодчина, Вовище!