У Миткова поля на Ведроши (СИ)

- На щетину такую лезть, только людей зря терять. Здесь стоять будем.

Литваки будто почуяли, что московиты далее не пойдут, осмелели и подошли ближе. Встали в полукруг у входа на мост, изготовились к бою. Напротив встали посошные, выставили перед собой рогатины, за ними выстроились стрельцы. Силуян велел стрелы зря не кидать, беречь. Мало ли что.

Подмога к литвакам подошла быстро, Силуян даже не пробовал считать их - сотен шесть или семь. Расползлись перед мостом вширь - пешие, конные - смотрят зло, уверенно. Из-за спин выехали два вершника в железной броне - воеводы. Оценили силу московитов, обдумали, что делать. Силуян прикинул: вершников вперёд не пошлют, на узком мосту им развернуться негде, а вот пешцами ударить можно. Покидают стрелы для острастки, а потом сойдутся стеной на стену - и тут уж кто кого сдвинет. Теперь всё от силы зависеть будет, кто сильней окажется - за тем и правда.

Но литваки поступили по-иному. Пешие копейщики вдруг разошлись в стороны, и в открывшемся просвете Силуян увидел два самопала. Воевода Осиф Андреевич в разговоре обозвал такие тюфяками - широкие жерла смотрели холодно и бездушно, а стрельцы уже подносили тлеющие огоньки к запалам.

- Крепись! - только и успел крикнуть.

Громыхнуло - в нос ударило горелым, уши заложило паклей. Руки сами собой потянулись к голове, обхватили ее, будто железным обручем. Из горла вылился хрип и, усиленный десятками других хрипов, свился в единый поток с пороховым дымом и накрыл мост густым плотным облаком. Посошный строй развалился. Все, кто стоял посерёдке, катались по земле в крови и пыли. Стон и ругательства перекрыли громкий шаг двинувшихся вперёд пеших литовских копейщиков.

- Становись! Становись! - заорал Силуян.

Считать раны времени не было; пересиливая боль, люди вставали с земли, плевались кровью напополам с грязью, поднимали оброненные рогатины и щиты и занимали место в строю. Знали, что только строй выстоит против другого строя. Значит и в самом деле бывалые.

Дым стал развеиваться. Из серых разводов показались наконечники копий, потом щиты, расписанные птицами и драконами. Литваки шли не быстро, единым шагом, и от этого, казалось, сотрясается земля. Возможно, она и в самом деле сотрясалась, потому что рогатины в руках посошных начали подрагивать. А может быть, страх вызвал это дрожание, ибо смотреть спокойно на выползающую из дыма стальную дугу было по-настоящему страшно.

Силуян поискал глазами Коську Хвостова, крикнул:

- Запевай!

- Чего? - не понял тот.

- Запевай!

Коська понимающе кивнул, перекрестился и запел.

Из-за лесу из-за гор выходила туча-гром.

Ай да люли, ай да люли - выходила туча-гром.

Коськино пение больше походило на дребезжание посуды, когда по столу сильно кулаком стукнули. Но его поддержали. Сначала один голос, такой же дребезжащий и неуверенный, потом ещё один, ещё.

Выходила туча-гром с частыим большим дождём.

Ай да люли, ай да люли - с частыим большим дождём.

Как из этого дождя буйна речка потекла.

Ай да люли, ай да люли - буйна речка потекла.

А потом запел весь строй. Дребезжание ушло, и голоса стали звучать громче и задорнее, как в поле у костра после ведра браги.

Как по этой-то по речке одна лодочка плывёт.

Ай да люли, ай да люли - одна лодочка плывёт.

Как на этой на лодчонке два разбойничка сидят.

Ай да люли, ай да люли - два разбойничка сидят...

Оба строя сошлись на узкой площадке у моста и песня разом иссякла. Литваки клином врезались в посошных и разрезали их на две части - будто и не заметили. В брешь вошла панцирная конница, надавила со спины, принялась теснить московитов к речному берегу. Биться против конницы Митрохины посошные обучены не были, и ложились один за одним под ударами чеканов и кончар. Силуян скрипнул зубами: не стоило спешиваться. Сейчас бы отскочить назад, оттянуть на себя панцирников, глядишь, посошным легче стало, а так... Бесы бы их побрали!

Десятка три посошных успели отступить к берегу. Литовские вершники сунулись было следом, но кони увязли в мягком грунте, и как их не понукали, вперёд не шли. Ещё десяток московитов литваки взяли в кольцо у входа на мост и порубали всех до единого. Силуяну показалось, что среди них метнулся шишак Курицына - метнулся и пропал.

Показалось или нет, времени разбираться не было. Силуян огляделся. Все, кто мог, кто сумел увернутся от панцирников, собрались вокруг него. Встали полукольцом, оградились от литваков рогатинами и начали медленно пятиться к ложбине. Силуян рассудил так: лучше всего отойти назад, встать у входа в ложбину, прикрыть бока крутыми откосами от наскоков конницы - а там посмотрим. Главное, чтоб литваки снова тюфяки свои не подтащили.

Но до ложбины дойти не успели. Что-то вдруг переменилось. Силуян не сразу понял что. Вот только литваки наседали, грозили длинными копьями, а уже идут куда-то в сторону, и не идут - бегут. А со стороны реки грохот и крики. И люди. Едва ли не всё литовское войско.