У народов Восточной Африки

На руке моран носит браслет из рога с двумя торчащими вверх рогульками. На поясе у него висит прямой меч в красном кожаном чехле, а единственное его убранство составляет замшевый плащ, ниспадающий с плеч мягкими складками. Прикрыть наготу им довольно сложно, все зависит от положения тела: то вдруг оказываются на виду голые ягодицы, то вновь мужество предстает во всей своей пленяющей красоте. Понятия ложной стыдливости не существует.

До шестнадцати лет молодые люди обоего пола выполняют легкие работы и развлекаются. Они пользуются полной свободой общения друг с другом, но при условии соблюдения некоторых правил предосторожности. Наблюдают за этим умудренные жизненным опытом женщины. С шестнадцати лет юноши носят меч и копье. И лишь когда им исполняется семнадцать, они подвергаются особым испытаниям и обряду обрезания. С этого момента они считаются моранами, защитниками первой оборонительной линии. В этом звании они состоят вплоть до тридцати лет, потом женятся или становятся воинами второй оборонительной линии (в охоте на льва) и уже не носят косы.

Процедура обрезания — наиболее значительное событие в жизни масаи. Это большой праздник племени. О начале празднества извещает великий лойбон киток из Маудули или несколько менее важный колдун — кацик лойбон из Килиманджаро.

Все юноши одного года обрезания, или так называемой рики, в течение последующей жизни составляют единый клан под общим названием, например «Львята», «Непокоренные сердца» и т. п.

Как-то я оказался свидетелем такой сцены. С ярмарки возвращалась супружеская чета масаи. Муж шел впереди, жена — на несколько шагов, как и полагалось, отставала от него. На голове у нее была пустая выдолбленная тыква для молока. Неожиданно, как из-под земли, перед ней вырос прекрасно сложенный молодой воин в полном боевом снаряжении. Преградив дорогу молодой женщине, жестом повелителя он воткнул перед ней в землю свое копье. При этом не было сказано ни единого слова. Деспотичного красноречивого жеста было достаточно, чтобы женщина покорно сняла с головы тыкву, поставила ее рядом с копьем и направилась за мораном. На тропинке осталось воткнутое в землю, еще вздрагивающее от прикосновения руки копье. А муж тем временем присел у края тропинки, скрутил папиросу и принялся терпеливо ждать.

Таковы законы масаи. И тем не менее глубоко заблуждается тот, кто думает, что жизнь морана состоит из одних удовольствий. Изжила себя межплеменная вражда, но дикие звери остались. Львы и леопарды, как и прежде, оглашают ревом предсумеречную тишину. А ведь скот — это единственная опора жизни масаи. На защиту его без малейших колебаний встают мораны. В бой моран идет совершенно нагой, вооруженный лишь копьем и щитом. Приемы схватки со зверем установлены издавна: воин приближается мелкими шажками к зверю до тех пор, пока тот не бросится в атаку. Тогда моран занимает исходную выжидательную позицию. Тупой конец копья он упирает в землю, а острие должен направить очень точно, чтобы при последнем прыжке зверь сам наткнулся на него. Вполне понятно, что сотрясению от такого толчка не может противостоять ни один воин. Он падает навзничь и, прикрываясь щитом, принимает зверя на себя. Щит достаточно велик, но и его не хватает для того, чтобы защититься от ударов мощных когтей. Счастье тому, кто хорошо нацелил копье и убил зверя наповал. Раненый же лев или леопард продолжает еще долго и остервенело набрасываться на одержавшего победу охотника, раздирая его когтями. Иногда схватка заканчивается тем, что из-под мертвого зверя воины извлекают тело убитого товарища. Редко можно встретить пожилого масаи, на теле которого не было бы шрама. Шрам — это предмет их гордости.

Мораны ведут поистине спартанский образ жизни. Они не имеют права спать на кровати, сидеть на стуле, курить табак и пить пиво. Одним словом, они лишены элементарного комфорта, чтобы не изнежить, чего доброго, свое тело.

Основным продуктом питания масаи является говядина. Ее запивают свежей, еще теплой кровью. У живой коровы стрелой пробивают шейную артерию и собирают кровь в чаши.

— Спроси этих воинов, что стоят у ворот, когда начнется период праздников, — обращаюсь я к Мандо.

Мой вопрос, как всегда, становится поводом для продолжительной дискуссии.

— Они говорят, что сейчас в соседней боме есть как раз один юноша, над которым завтра утром должен быть совершен обряд, но бвана не должен этого видеть. Разве только если разрешит джумбе.

— Ты ведь знаешь джумбе. Попробуй получить у него разрешение.

— Я его позову, а попросит лучше бвана сам.

— Делай, как хочешь, лишь бы был результат. А теперь проводи меня к той боме.

И опять беседа с воинами, сопровождающаяся жестикуляцией.

— Сегодня нечего смотреть, — говорят они. — Юноша сидит дома, а мать бреет ему голову. Готовятся к завтрашнему дню. На рассвете он должен омыться специальной водой, которая стоит в горшке за бомой.