С ночлегом хлопот не было. Директор школы мобилизовал учителей, их соседей и соседей этих соседей, и вся эта радушная, приветливо улыбающаяся компания предоставила в мое распоряжение все самое лучшее, что только имелось. И вот на столе в актовом зале лежит чистый матрац, рядом стоит шкафчик с тазом и кувшином для воды, чуть подальше — столик, накрытый салфеткой, а на нем — молоко, яйца, чайник с горячим чаем. Одним словом, полный комфорт, и, что самое главное, среди этих людей я чувствую себя во сто крат непринужденнее, чем в обществе мрачного хирурга.
Несколько человек усаживаются вокруг меня. Разговор идет на чистейшем английском языке:
— Ваша школа выглядит совершенно новой, — замечаю я.
— Только год назад состоялось ее торжественное открытие.
— И много в ней занимается учеников?
— Не очень. Большинство предпочитает школу при миссии.
— Обязательного обучения у вас нет?
— Какого обязательного? — не понимают мои собеседники.
Я подробно рассказываю им о европейских обычаях, об обязательном бесплатном обучении. Они ничего об этом не слышали. Здесь может себе позволить такую роскошь лишь тот, кто богат. За обучение надо платить.
— А в школе при миссии обучают бесплатно?
— Там существует система отработки. Когда наступает пора сбора урожая, ученики больше заняты в поле, чем на уроках..
«Как хорошо выглядит все на статистических таблицах, — думаю я. — И лишь когда непосредственно сталкиваешься с жизнью, выясняется, как обстоят дела на самом деле».
После чая я обхожу зал с лампой в руках. На стенах его — диаграммы, из которых видно, сколько автомобилей, паровозов, книг, свечей, тетрадей, обуви, одеял И прочих товаров поставляет Англия в Африку. Разумеется, напрасно искать в этой настенной статистике данные о плантациях кофе, чая или пиретрума. Здесь нет сведений об алмазных и золотых копях, ничего не говорится ни о заводах мясных консервов, ни о благовонной гвоздике, ни о копре кокосовых пальм — словом, ни малейшего упоминания об экспорте. Школьники слушают сказки о благородных, щедрых, бескорыстных бвана мкубва — англичанах и хором по пальцам пересчитывают все «великодушно преподносимые» ими дары…
От директора школы я случайно узнаю о существовании каких-то удивительных накидок из тисненой кожи. Старики племени гороа как будто носят такие накидки и по сей день.
На рассвете я отправляюсь в путь. Вслед за мной гуськом идут юные носильщики. Цель моего путешествия — местечко Бабати (всего одна улица в пять домов).
Необходимо поймать попутную машину. Лучше всего сесть под баобабом и ждать. Уже не раз мне приходилось сидеть в долине Мбугве под этим баобабом, известным своей толщиной. Внутри у него — дупло, в котором могут без труда поместиться, присев на корточки, двадцать взрослых мужчин. Баобаб стоит у самого края шоссейной дороги. Это единственная дорога, соединяющая Кейптаун с Каиром, т. е. мыс Доброй Надежды со Средиземным морем, дорога, пересекающая всю Африку с юга на север.
На неасфальтированном ее отрезке Аруша — Додома протяженностью приблизительно шестьсот километров образовались под влиянием эрозии поперечные рубцы. При скорости девяносто километров в час колеса машин не попадают во впадины. Они пролетают, лишь слегка касаясь выпуклых хребтов. Но стоит чуть снизить скорость, как начинается немилосердная тряска.
Сидя в дупле баобаба, приходится очень внимательно смотреть на дорогу, чтобы не пропустить пролетающие, как молния, машины.
На этот раз мне повезло. Я благополучно доорался до Бабати. Обладателя редкой накидки я нашел сидящим под баобабом, похожим на тот, что растет в долине Мбугве, но несколько меньшим по размерам. На старике действительно была широкая накидка из кожи. Он распростер полы накидки, подставляя их под солнечные лучи, чтобы я мог лучше ее оценить. Замшевая поверхность накидки была сплошь усеяна дырками, образующими затейливые геометрические рисунки, напоминающие бушменские письмена на стенах пещер. Я едва удержался от того, чтобы не выразить свой восторг, но мысль о том, что цена тут же подскочит, остановила меня. К сожалению, ничто не помогло. Старик потребовал от меня сумму, превосходящую все мои возможности. Теперь я знаю наверное: будь у меня тогда одеяло, я бы смог его обменять. Я уже был близок к тому, чтобы отказаться от покупки, но в этот момент подоспел маленький услужливый африканец и, едва дотянувшись до моего уха, прошептал:
— Я знаю другого старика, который носит такую же накидку. Пойдем, бвана, со мной.
Мы пошли вдоль деревни. В связи с приближающимся торжеством обрезания перед каждой хижиной стояли кувшины с бродящими напитками. Как-то раз в очной из деревень я заметил прелестный кувшин, напоминающий по форме греческую вазу, обтянутый шкурой зебры. Не говоря уже о его музейной ценности, он представлял собой прекрасное, в высшей степени художественное произведение искусства. Не задумываясь, я купил его.
— Подожди здесь, я войду к мчави первым, — сказал мой проводник. — Он изготовляет сейчас яд для стрел.
— Уж не боишься ли ты, что он меня убьет?