У народов Восточной Африки

В большинстве своем вамбугве — католики[5]. Но сколько бы раз мне ни приходилось сталкиваться с африканцами-нехристианами, я никогда не уставал удивляться высокому уровню их представлений об этике, а также строгости и обязательности их моральных норм. Во время своих путешествий по Африке безопаснее всего я чувствовал себя в далеких заброшенных уголках, которых не достигло еще влияние нашей «цивилизации». Порядочность этих людей, их непосредственность в общении, сердечность и предупредительность трогают до глубины души. Рвачество, расчетливость, алчность зарождаются лишь вблизи городов. Худшими в этом смысле являются, безусловно, воспитанники католических миссий.

С незапамятных времен на этой территории функционирует миссия. Дом приходского священника приютился возле одинокой, как будто умышленно сброшенной для этой цели с небес, скалы. Зной из раскаленной солнцем долины смешивается с жарким дыханием нагретого камня, и в доме буквально нечем дышать.

При виде убожества жилища приходского священника у меня не появилось ни малейшего желания воспользоваться гостеприимством его хозяина. Впереди еще целый день, и где я найду ночлег — пока не имеет никакого значения. Я благодарю священника за проводника. Это один из учеников миссии.

Мы идем рядом, широко размахивая руками. Кругом равнина и обожженная солнцем глинистая почва. В сезон дождей здесь клейкое болото, теперь же — рассохшееся, зияющее трещинами, алчущее влаги поле. Солнечные лучи отражаются от этой ровной поверхности как-то особенно ярко, так что глазам больно. Как нарочно, я не захватил с собой темные очки и питьевую воду.

Долина Мбугве издалека кажется совсем маленькой. Поэтому я рассчитываю на скорое возвращение в индийскую лавочку и теплую бурду, которая называется тут лимонадом. Как маяк в море, свет которого виден вот уже в течение двух ночей, но который по-прежнему недосягаем, стоят хижины Мбугве, и мы ни на шаг не можем к ним приблизиться. А тем временем жажда становится все сильнее, пересыхает горло, режет глаза и в довершение всего нестерпимо трет башмак.

Я не совсем понимаю, почему проводник ведет меня так далеко. Хижины почти не отличаются друг от друга.

Многие из них уже остались позади, но ни в одну мы не зашли. Видимо, он руководствуется какими-то особыми соображениями, и я следую за ним, не протестуя. Наконец мы подходим к хижине, несколько большей по размерам, с двумя страусовыми яйцами на плоской крыше. Впрочем, крыша почти каждой хижины имеет какой-то опознавательный знак. Ее венчает или разбитый горшок, или несколько перьев, или, наконец, страусовые яйца, уложенные по-разному. Если бы не существовали эти отличительные знаки, никто не был бы уверен в том, что это его дом.

Хижина, перед которой мы остановились, окружена узкой верандой. Крышу веранды поддерживают деревянные стойки. Они-то и делают строение похожим на клетку. Перед единственным входом в хижину на маленькой скамеечке сидит старый, седой, сморщенный дед. Седых африканцев здесь можно встретить довольно редко. Ведь жизнь их, как правило, очень непродолжительна.

В хижину вамбугве нужно входить в полусогнутом состоянии и сразу же садиться на ближайшие нары. Даже пигмей не смог бы тут выпрямиться. Хижина разделена на четыре части^- «салон», спальня, кладовая для продуктов и скотный двор. Здесь отсутствуют какая бы то ни было вентиляция и дымоход. В «салоне» разведен очаг, на нем готовится пища. По стенам развешаны предметы повседневного обихода: луки, колчаны, мотыги, деревянные ложки, горшки, плетеные корзинки, лекарственные травы, пучки перьев и охотничьи щиты.

— А это что такое? — спрашиваю я мальчика-подростка, показывая на какую-то странную палку.

— Палка для рукопашной схватки.

— Покажи мне ее поближе.

И вот у меня в руках не то рапира, не то палка двухметровой длины. Приблизительно посередине круглая, из толстой кожи гарда, предохраняющая руку.

— Неужели мужчины дерутся вот этим?

— Теперь нет, а когда-то, очень давно, дрались. Если бвана мкубва хочет, я могу позвать кого-нибудь из наших мзе, и они покажут, как это делается.

Упрашивать не пришлось. Достаточно было лишь заикнуться о своем желании, и старики просияли от удовольствия. Еще бы! Такая редкая возможность показать себя! Сейчас они продемонстрируют молокососам, как жили прежде. Стариков собралось довольно много. Они образовали широкий круг. Двое более молодых и энергичных вышли на середину. В левой руке они держат палку, в правой — длинный, эластичный бамбук. И вот начинается поединок. Поначалу мне казалось, что все это затеяно в шутку, но чем дальше, тем более грозной выглядит битва. Старики дерутся одержимо, вслепую, ударяя друг друга куда попало. Один такой удар в голень — и может быть сломана нога. К счастью, сражающиеся неплохие мастера. Они вовремя заслоняются, вовремя отскакивают, и лишь сухой треск палок свидетельствует о том, что борьба продолжается с неослабевающим упорством и азартом.

Наконец старики устали. Они чаще останавливаются, чтобы перевести дух, но тут же делают новый прыжок.