У народов Восточной Африки

Выйдя из деревни, я сразу же оказался в зарослях травы, если можно назвать травой пятиметровые тростниковые стебли. Через густой тростниковый лес вьется узенькая тропинка. Кто ее протоптал — рыбаки или дикие животные? Я осторожно продвигаюсь по ней, толкая перед собой велосипед, и у меня создается впечатление, будто я иду по коридорам лабиринта. Выберусь ли я отсюда? Весьма возможно, что из-за первого же поворота навстречу мне выйдет лев или леопард. Как нам тогда разойтись! Меня охватывает такое чувство, будто я уже погиб, затерялся в этих нескончаемых зарослях. Рука немеет от лавирования велосипедом. Я держу его за сиденье, руль крутится из стороны в сторону, цепляясь за тростниковые стебли. Солнце печет все^: сильнее. Воздух совершенно неподвижен, ни малейшего дуновения ветерка. Что-то затрудняет мое продвижение вперед, больно ранит пальцы. Наконец заросли травы обрываются у самого спуска к желтой речной долине. После мрачной зелени меня неожиданно ослепляют светлые краски, и я невольно зажмуриваюсь.

Вдалеке, несколько ниже, за темными пятнами ржавчины, виднеется лента Рувумы. Немного терпения, еще одно усилие воли — и вот я жадно припадаю губами к мутной, но очень холодной воде. Что за упоительное мгновение! Нет, этого никогда не сможет понять воспитанный на лимонадах обыватель.

В сухой сезон Рувума малопривлекательная река, всего лишь ручеек, струящийся между пляжей. Он напоминает пульсирующий кровеносный сосуд. Зато в сезон больших дождей, в период так называемой великой масики, здесь с ревом стремительно несется неуемная водная лавина, затопляя и поглощая все на своем пути.

— Мамба ико? — спрашиваю я рыбака, что проплывает в этот момент мимо. Он почти нагой. На страже нравственности и этикета всего лишь маленькая набедренная повязка. Его блестящая бархатистая кожа не нуждается в косметике, а великолепные бицепсы — в гимнастических упражнениях. Его воспитало солнце, за калил ветер. Разнообразие в его жизнь вносит необычно высокий скачок серебристой рыбки или свежий след леопарда на прибрежном песке.

— Мамба хапа ико? (Здесь есть крокодилы?) — повторяю я свой вопрос.

— Минги кабиса, бвана (очень много, бвана).

— Когда ты видел крокодила в последний раз?

— Года два назад…

— Два года… Превосходно! Я уже купаюсь! — кричу я, ныряя в воду.

Ощутить освежающую прохладу воды — это ни с чем не сравнимое наслаждение.

Наконец я сажусь в лодку, чтобы переправить на другой берег велосипед. В этой обстановке он выглядит необыкновенно величественно, напоминая какую-то большую современную машину. Он даже не помещается в лодке, и одно его колесо висит в воздухе.

Полдень, солнце палит нещадно, и я пользуюсь любой возможностью, чтобы окунуть в воду лицо и руки, облиться, освежиться.

И вот снова начался томительный пеший переход. Здесь, на португальской стороне, лес более густой и дикий, с огромным количеством слонового навоза. Должно быть это излюбленное место слонов. Проклятый велосипед невероятно обременителен. Дорога идет в гору. Мне самому трудно взбираться, а тут еще этот принудительный груз. Я поднимаюсь все медленнее, с трудом передвигая ноги. Уже давно перевалило за полдень, а кругом все тот же нескончаемый лес, те же деревья, те же гнезда термитов. У меня такое ощущение, будто я попал в западню. Кругом ни души. Там, на танганьикской стороне, мне встречались мавя, здесь, в их родном краю, нет никого. На обеих ногах я натер мозоли, и каждый шаг причиняет мне массу страданий. Чтобы скоротать время, я начинаю громко отсчитывать шаги. Считаю до ста, потом до тысячи…

Я отсчитал уже несколько тысяч шагов, а лес ничуть не изменил своего облика.

Ноги мои подгибаются, но конца подъема не видно. До ночи мне все равно не дойти. И какая в сущности разница, где отдыхать? Опасность везде одинакова. Как нарочно во время переправы через Рувуму подмокла коробка спичек, и теперь я не сумею развести огонь.

Тяжело дыша, я сел и оперся спиной о ствол дерева. Преодолеть сейчас еще один подъем — выше моих сил. Мне пришлось бы ползти на четвереньках. Я наслаждаюсь — отдыхом и прислушиваюсь к тихому говору засыпающего леса. Ничто не предвещает опасности…